СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОБЛЕМНОГО ОЧЕРКА

ВВЕДЕНИЕ

 

Проблемный очерк – специфический газетный жанр, один из основных в журналистике, наряду с интервью, репортажем и публицистической статьей. Его цель – добиться максимального воздействия на читателя, чтобы привлечь внимание к проблеме, которой посвящен очерк, и в конечном итоге способствовать ее решению.

Мы помним времена, когда данный тип газетной или журнальной публикации, особенно в центральной партийной печати, непременно вызывал реакцию со стороны облеченных властью людей, которые решали изложенную в очерке проблему или по крайней мере создавали видимость активных действий в этом направлении. Этим пользовались и в неблагоприятных целях: можно вспомнить те инспирированные партийной верхушкой публикации, которые знаменовали начало сталинских “чисток”, хрущевских гонений на священников и авангардистов, брежневского сворачивания “оттепели” и других печально известных деяний. Так, “проблемный очерк” “Человек за решеткой”, вышедший в “Советской России” 27 августа 1960 года, положил конец “недолгой мягкости” (по определению Солженицына) “архипелага ГУЛАГ”.

С другой стороны, те материалы, которые, с точки зрения влиятельных консерваторов, были “антисоветскими” (и тем не менее прорывались на страницы советских изданий), обеспечивали неприятности как их авторам, так и публикаторам. Такова судьба одного из феноменов “оттепели” - журнала “Новый мир”.

В общем, в советское время оставить без какого-либо внимания проблемный очерк было практически невозможно.

В годы перестройки (1985 – 1991), т.е. постепенного крушения социализма и самой страны, провозгласившей его, мы наблюдали на страницах отечественной печати в той или иной форме, во всех жанрах, перманентную полемику, говоря упрощенно, “новаторов” с “консерваторами”. Нечто подобное имеется и сейчас, но больше не вызывает былого общественного резонанса. В силу самых разных причин пресса, едва научившись называть себя “четвертой властью”, практически утратила власть, если понимать под последней “прямое” воздействие на ту или иную проблему: “утром в газете, вечером в куплете”, на следующее же утро – скажем, арест проворовавшегося чиновника. Информация, десятой доли которой хватило бы в прежние времена для серьезных, “судьбоносных” решений, зачастую проходит практически незамеченной. Поток разоблачительных публикаций, в том числе в жанре проблемного очерка, создает у общества две похожих, но “равнополярных” иллюзии: “свобода слова” - с одной стороны, “все дозволено” - с другой. Обилие негативной, иногда просто апокалиптической информации, за обнародованием которой не следует никаких ощутимых действий вызывает известную психологическую реакцию – пресыщения и отторжения.

В этих условиях в проблемных очерках парадоксально возрастает роль стилистической формы, которая нередко даже превалирует над содержанием. Если читатель привык обращать внимание на “жареные” факты, то, возможно, на него подействует именно стиль, в котором они изложены. (Именно этим, на наш взгляд, вернее, чем пресловутой “вседозволенностью”, объясняется экспансия просторечной и грубо-просторечной лексики: это спорная, но искренняя попытка говорить с аудиторией, на которую ориентируется издание, на ее языке.

В данной работе на примере конкретных публикаций мы рассмотрим стилистически особенности современного проблемного очерка, увидим их сходство и различие с теми, что отличали данный жанр в прошлом.

Преимущественный выбор нами материалов газеты “Московский комсомолец” (“МК”) обусловлен тем, что именно это издание де-факто считается неким типологическим символом нынешней российской печати.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Выбор слова, выражения, синтаксиса и композиции для проблемного очерка зависит от его темы и содержания, от предположительного круга читателей и, естественно, от индивидуальности самого автора. Но есть общие черты, присущие данному жанру и на самом деле мало зависимые от метаморфоз общественно-политической жизни.

Можно выделить ряд стилистических приемов, которые практически всегда используются в любом материале такого рода, в каком бы издании он ни был опубликован. Отметим, что все эти приемы относятся к средствам языковой экспрессии.

Использование фразеологизмов

Большинство журналистов использует разнообразную фразеологию не только как готовые “кирпичики”, ладно ложащиеся в “стены” очерка, но и как исходный материал для развития собственных авторских мыслей. В последнем случае они прибегают к фразеологическому новаторству во всех его разновидностях. Вот характерный пример. “В первом случае была заметна рука Всевышнего, пути которого, как известно, неисповедимы. Во втором случае сильно пошуровала рука большинства Конгресса США, пути которого предельно ясны: вышвырнуть Клинтона из Белого дома. “Партия слона”, хобот которой незримо маячил за телеэкраном, хотела продемонстрировать миру, что Клинтон лишился морального права говорит от имени Соединенных Штатов. Но в своей слоновьей слепоте она поставила на повестку дня иной, более фундаментальный вопрос: а не теряют ли сами Соединенные Штаты моральное право говорит от имени всего человечества? (…) Короче, Ванька-Встанька вовсю валял ваньку… (…) Говорят, что дьявол – в деталях. Уходя от деталей, Клинтон избежал дьявольских искушений” (Стуруа М. Секс без права передачи \\ МК – 1998 –23 сент.). Мы видим, как свободно автор использует различные фразеологизмы, комбинируя и видоизменяя их. Фразеологизм “рука Всевышнего” употреблен в исходном виде, но, указывая путь дальнейшему развитию авторской мысли, приводит к преобразованию следующего: оборот “пути которого, как известно, неисповедимы” происходит из канонического “пути Господни неисподведимы”. В следующей фразе журналист прибегает к разрушению образного значения и первого использованного им фразеологизма: “пошуровала рука большинства”, причем употребление просторечного глагола предвещает появление других подобных ему: “вышвырнуть”, “маячил”. Перифраз республиканской партии США - “партия слона” - тоже своеобразный фразеологизм, позволяющий автору перейти к метафорическому тропу: “хобот которой…” и т.д., а потом преобразовать состав следующего фразеологизма: “слоновья слепота” вместо “куриной”. (То же изменение состава мы видим и в заголовке очерка: замена банального “ключа” “сексом”.) Предложение о Ваньке-Встаньке – пример расширения состава фразеологизма, а пассаж о дьяволе – обратного приема: сокращения его (полный вариант – “дьявол кроется в деталях”) и того, как автор вновь “отталкивается” от фразеологии для развития собственной мысли: “Уходя от деталей, Клинтон…” и т.д. Зачастую в современных проблемных очерках используются просторечные фразеологизмы; как правило, их присутствие означает, что текст вообще насыщен подобной лексикой: “Но однажды он чуть-чуть потерял нюх. (…) Полковник юстиции, как школьник, “засыпался” …” (Салина Е. Задачка для прокуроров \\ МК – 1998 – 26 сент.). Но преимущественно используется все же фразеология разговорная и книжная, в том числе и т.н. крылатые слова: “Отношения большей частью строились по принципу: то к сердцу прижмет, то к черту пошлет… (…) Раз 20 процентов населения стали в новых условия - жить лучше и веселей, значит, правильной дорогой идем, товарищи! Значит, остальные 20 процентов еще просто не проснулись и не засучили рукава. (…) Спасение утопающих – дело рук самих утопающих… (…) В общем, не буди лиха, пока оно тихо..” (Егорова Е. Жертвы аборта \\ МК – 1998 – 2 окт.) Мы видим обилие разнообразных фразеологических оборотов, в частности, интересную, логически оправданную контаминацию крылатых сталинских слов. “Тут много такого, что не лезет ни в какие ворота. Ну, например, хоть убей – неясно, почему “Победа” не желает передать свои владения ОПХ “Непецино”? И “стереть таким образом грани если не между городом и деревней”, сопряженное с контаминацией: “блеск и нищета” - усеченный фразеологизм “блеск и нищета буржуазии”. “Наши публикации заставили понервничать владыку, и он с пылу с жару поначалу начисто отрицал сам наличие такого бизнеса” (Бычков С. Покушение на патриарха \\ МК – 1998 – 22 окт.). Разрушение образного значения фразеологизма: выражение “ с пылу с жару” имеет значение “только что приготовленное блюдо” либо “свежий факт, новость”, а употреблено в смысле “на первых порах, сначала”. На наш взгляд, это стилистически оправдано: владыка стал “нервничать” после сообщения ему именно свежего, “жареного” факта.

Использование просторечной, грубо-просторечной и жаргонной лексики

Данный прием применяется в двух целях: либо для передачи “колорита” описываемых явлений (“правды жизни”), либо для выражения личных взглядов автора на происходящее. Особенно широко используются экспрессивно-просторечные глаголы. Это один из самых мощных стилистических приемов, и особенно эффективен он в сочетании с другими, в том числе производимыми средствами синтаксиса. (Интересно отметить схожесть данного приема у газет полярной политической направленности.) “Все бы ничего, и плевать мне на авторские амбиции, да только обживать эту самую камеру Сергей Ешков начал не в “эти дни”, а еще три с половиной месяца назад. (...) В общем, “настучали” на Щербинина куда следует” (Салина Е. Задачка для прокуроров\\ МК – 1998 – 26 сент.). “Именно здесь обычно тусуется человек, “держащий” все окрестные “лохотроны” (Баранов А. Налог на слезу \\ МК – 1998 – 10 окт.). Здесь – наглядный пример разного оформления одностилевых слов: “тусоваться” как однозначное и понятное уже большинству читателей пишется без кавычек, в отличие от грубо-просторечного неологизма “лохотрон” и глагола “держать”, употребленного не в привычном, а в жаргонном значении: “управлять, покровительствовать, владеть чем-либо”. (Той же причиной объясняется “закавычивание” глагола “настучали” в предыдущем номере.) Умелое использование просторечия в сочетании с композиционными приемами позволяет выразить авторскую мысль, особенно эмоционально: “Героизируя чеченских боевиков, НТВ не забывало дискредитировать “федералов” (именно НТВ принадлежит авторство этого безликого прозвища, прилепленного армии собственной страны). Русские солдаты в репортажах НТВ представляли собой, как правило, скопище деморализованных, ни во что не верящих голодранцев, которые не то, что воевать, даже умирать как следует не умеют. Только скопом, по дури...” (Шурыгин В. Операция “Чечня” \\ Завтра – 1998 – № 47). “Конечно, он хотел бы послать в командировку мужика, но под рукой никого не было – оказалась только болтавшаяся без дела Лена Масюк” (Бородай А. “Мадам”\\ Там же). Оставляя в стороне идеологическую подоплеку вышепроцитированных очерков, признаем эффективность использованных в них стилистических приемов. Имя “Лена” (вместо “Елена”) в сочетании с предыдущими просторечными словами приобретает сниженную окраску, выражая тем самым авторское (негативное) отношение к героине. Еще эмоциональней следующий пример из того же издания: “Словом, большинство водителей оказалось перед выбором: кататься как сыр в масле на богатых “воровских паевых”, либо ходить все время с разбитой мордой, пока не загремишь за подстроенное “хищение” (Бардин А. Бандиты воюют – завод разваливается \\ Завтра – 1998 - № 35). Самое же традиционное и “безобидное” использование просторечной лексики, бытовавшее и в более “чопорные” времена, можно наблюдать в очерках, описывающих жизнь “простых” людей, говорящих именно на таком языке. В этом случае применяется не только соответствующая лексика, но и синтаксис, присущий разговорной речи: “Собственный дом, полная чаша, вон сколько серебра, небось и деньги есть.. (…) А книг полон дом, вот он и глотал пыль, а денег-то в книгах не оказалось” (Богуславская О. обмен на жизнь – смерть\\ МК – 1998 – 20 нояб.). Некоторые из подобных примеров напоминают фрагменты не только сходных журналистских материалов, но и произведений художественной литературы: “Жизнь у Павла получилась запутанная. Рос шалопай шалопаем. Без отца. Школа побоку – все время по улицам шлялся. Мать думала, что армия исправит. Ну, в Афганистане душманы-то постарались. Две контузии. С последней полгода провалялся в госпитале. (...) Поначалу вроде ничего было. А последние год-два как-то резко похужело” (Егорова Е. Казнь потерпевшего\\ МК – 1998 – 1 дек.). Процитированное напоминает, как мы видим, отчасти М.Зощенко, отчасти В. Шукшина. Сходство обусловлено общностью задач: и писатель, и журналист стремятся через разговорный язык воссоздать соответственную атмосферу.

Употребление неологизмов, варваризмов и заимствованных слов

Самый “актуальный” прием, чье употребление напрямую связано с общественно-политическими переменами в стране. В речь вернулись слова, которые раньше были историзмами (Дума, пристав, управа, присяжный заседатель и т.п.); она насытилась заимствованиями, которые относились к разряду экзотизмов (мэр, префект, спикер, президент) или являлись названиями мало распространенных в СССР, “дефицитных” предметов (плеер, пейджер, компьютер, ноутбук и др.), новых сфер деятельности (маркетинг, трейдинг, лизинг, мерчендайзинг...) и должностей (брокер, менеджер, дистрибьютор, риэлтер). К новым условиям общественной жизни приспосабливается и русский язык, вырабатывая различные неологизмы (омоновец, руоповец, федерал, кредитка, мобильник и т.д.). Употребление подобных слов, на наш взгляд, “безобидно” в том случае, если они не имеют аналогов в русском языке и заполняют, так сказать, пустые “ниши” в нашей словесности. Иное дело – тенденция заменять привычные русские слова “импортными” синонимами. Вероятно, связано это с причинами психологическими, с не изжитым еще соблазном “запретного плода”, который априори вкуснее “разрешенного”. Считается, что зарубежный аналог обозначает нечто более возвышенное, интересное, значимое, чем его русский вариант. Например, тинейджер – не просто подросток, а представитель светской, обеспеченной и раскованной “золотой молодежи”; бизнес – не просто дело, но особо серьезное, прибыльное; супермаркет – не просто универсам, но доведенный по ассортименту, интерьеру и обслуживанию до совершенства и т.д. Следующая ступень на этом порочном пути – употребление варваризмов, т.е. иностранных слов, вовсе не переработанных в русском языке. Довольно интересны попытки использовать их в качестве оригинального стилистического приема: “Будь у нее возможность, она вызывала бы ОМОН, если бы видела, что губы я крашу “Chanel”, раз в неделю хожу к косметичке, регулярно “чищу” магазины “Morgan” и балую себя “лысыми персиками” из “Седьмого континента”. (…) За последние три-четыре года эти миллионы приучили себя к утреннему кофе “Чибо”, машинкам “Жигулям”, “Опелям” и “Дэу”, косметике “Живанши” и “Диор”, журналам “Bor” и “Мэри Клэр”, книжкам Пелевина и Борхеса, соляриям зимой и средиземноморскому солнцу летом. (…) О любимом чиизпайпе – жизнь приказала забыть” (Сарыкина В. “Булавки”, которые мы потеряли \\ МК – 1998 – 14 окт.). Здесь употребление неологизмов, заимствованных слов и варваризмов – причем с последними автор, как мы видим, и сам не определился, приводя их то в оригинальной, то в русской графике, - по крайне мере стилистически обосновано: необычная лексика отмечает границы того мира, в котором живут или хотят жить представители т.н. среднего класса, к которым относит себя и сама журналистка и от лица которых пишет. (Очерк повествует о мытарствах среднего класса после августовского кризиса.)

Употребление слова “господин” (“г-н”) с негативным оттенком

 

Даже после “реабилитации” этого обращения в постсоветское время оно сохранило негативный оттенок в отечественной публицистике и проблемных очерках, где используется для характеристики отрицательных героев. “В ближайшее время побывать в США удастся разве что г-ну Березовскому с его грин-картой” (Кризис в конкретной шкуре\\ МК – 1998 – 29 авг.); “Не хочет ли г-н Кондратов уверить нас в том, что ради него три банка отказались от своей законной прибыли?” (Дейч М. Фазенда для генерала ФСБ\\ МК – 1998 – 7 окт.) и т.д. Отметим, впрочем, что имеют место и “обратные примеры": употребление в негативном смысле слова “товарищ”. Однако такие случаи редки (только если статья или очерк бичует представителя компартии), и говорить о них как о некоей стилистической тенденции пока что нельзя.

Элементы риторики

 

Обилие риторических возгласов и вопросов – характерная особенность практически каждого проблемного очерка. Оно придает повествованию особый эмоциональный пафос. “Если за одно убийство расстреливать, что делать за два? А за десять? (...) Как же он жил после того, как убил Переведенцеву, которую все знавшие ее почитают чуть ли не святой? (…) Зачем работать, когда можно этого не делать?” (Богуславская О. В обмен на жизнь – смерть \\ МК – 1998 – 20 нояб.). “Сколько таких же высококлассных физиков, математиков, артистов, хоккеистов сейчас “пашут” на Западе!” (Синцов А. “Бобок” \\ Завтра – 1998 - № 47). Часто риторические вопросы и возгласы служат средством выражения авторского сарказма: “И что же – отобрать все эти заслуженные блага? И ради чего – ради абстрактной справедливости? Ну уж нет! (…) А вдруг среди людей в погонах Пасько – последний?” (Ним Н. Обвинение имени Вышинского \\ Новая газета – 1998 – 19-25 окт.)

Особенности заголовков и подзаголовков

Заголовки и подзаголовки материалов рассматриваемого жанра отличаются повышенной экспрессией. Они должны, что называется, “бросаться в глаза”, привлекая внимание читателя к материалу (“В обмен на жизнь – смерть”, “Налог на слезы”). Обычны оксюмороны (“Казнь потерпевшего”), а также видоизмененные варианты названий известных литературных произведений и кинофильмов: “Кризис в конкретной шкуре” (вместо “Витязя в тигровой..”), “Булавки”, которые мы потеряли” (вместо “Россия, которую…), “Секс без права передачи” (вместо “Ключ…), “Я пришел дать вам по репе” (вместо “…волю”) и т.п. Широко используются заимствованные слова, например, “Фазенда для генерала ФСБ” (фазенда – название загородного дома, вошедшее в российский обиход благодаря латиноамериканским телесериалам).

Своеобразие композиции и синтаксиса

Композиция – этот “скелет” любого литературного и публицистического произведения – у проблемного очерка имеет особенности, роднящие его с художественной прозой. Нередко фундаментом и кодой всего материала служит известный фразеологизм: “Год назад в далеком от Москвы Владивостоке случилась презабавная история. (…) Все это я к тому, что в Москве подобная история всплыла бы довольно быстро. А там, в краю восходящего солнца, до царя далеко” (Дейч М. Фазенда для генерала ФСБ\\ МК – 1998 – 7 окт.). Приведены, соответственно, первое предложение очерка и одно из последних. Усеченный вариант поговорки “До Бога высоко, до царя далеко” является логическим лейтмотивом текста, в котором речь идет о злоупотреблениях высших должностных лиц в “далеком от Москвы” Владивостоке. В проблемных очерках применяется целая гамма синтаксических приемов, присущих художественной литературе. Например, разные варианты т.н. параллелизма: “Согласитесь, здесь много общего. Защитники животных, поедающие печенку несчастного гуся. И самый честный человек России, защитник трудового народа, побратавшийся с теми, кто этот народ доводит до нищеты. (…) Когда адмирала ВМФ США Майка Бурда обвинили в том, что он нашил на китель лишнюю орденскую планку, Бурд застрелился. Когда гонцов Чубайса взяли с коробкой из-под ксерокса, Анатолий Борисович заявил: это провокация” (Хинштейн А. Яхта для Чубайса\\МК – 1998 – 28 авг.). Последние две процитированных фразы являют и пример анафоры – повторения первых слов “параллельных” предложений. “Зэки плохо представляют, что ждет их на воле. Но рвутся туда изо всех оставшихся сил – жить-то хочется! Мы тоже не знаем, что делать с тысячами чахоточных, которые ежегодно выходят из резерваций. Нам тоже не хочется умирать” (Касатов А. Чахоточная зона \\ МК – 1998 – 26 нояб.). Как видно, параллелизм обычно сочетается с противопоставлением. Последнее часто строится по принципу силлогизма (тезис – антитезис), заключительная часть которого (синтез) обычно подразумевается. Например, в том же материале А.Касатова читаем: “Их вроде бы жалко – худые, с ввалившимися глазами, бледные. А за что жалеть? Порезал, украл, ударил, убил...” Здесь тезис от антитезиса отделен риторическим вопросом связкой. Бывают и более сложные случаи подобного противопоставления: “Какие деньги?! – изумился он. – Да у меня даже никакой недвижимости нет, живу на даче ОВЦС”. И тут же приобрел небольшую квартиру (180 кв.м) в знаменитом Доме на набережной” (Покушение на патриарха \\ МК – 1998 – 22 окт.). Отметим ироническое употребление прилагательного “небольшую”. Очерки иных авторов отличаются подчеркнуто-четким логическим построением. Так, у А.Минкина часты полные силлогизмы, служащие основой для дальнейших умозаключений, обычно иронических. “Если” страна начинает жить по жестким и предельно ясным правилам” только со второго этапа, а начнется этот этапа, как всегда, “с будущего года”, то впереди у нас с вами четыре месяца жизни без правил. То есть хаос. Как же этот антикризисный хаос будет осуществляться?” (Минкин А. Хамство, переходящее в аплодисменты\\ Новая газета – 1998 – 7 – 13 сент.). У того же журналиста находим пример такого синтаксического приема, как градация: “И началась приватизация наперегонки. И все получилось. Гайдар приватизировал Институт экономки переходного периода ( 5000 кв.м на 50 человек). Зюганов подобрал бесхозные ум-честь-совесть нашей эпохи и присовокупил полученное от демократов роскошное здание для ЦК КПРФ. Жириновский приватизировал 60 мест в Думе (...). Руцкой – Курскую область. Чубайс – РАО “ЕЭС России”. Илюмжинов - Калмыкию и шахматную федерацию. Ельцин – Барвиху, Завидово, Горки… Коржаков пять лет имел в аренде Президента России” (Минкин А. Большой терроризм измельчал до бандитизма\\ Новая газета – 1998 – 19 – 25 окт.). Таким образом, следует признать проблемный очерк самым полифоническим, т.е. многостилевым журналистским жанром, наиболее стилистически близким художественной литературе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если спросить практически любого человека, а тем более интеллигента, что характеризует стиль нашей современной печати, то смысл его ответа скорее всего сведется к тому, что “писать стали хуже”, т.е. грубее, безграмотнее, непрофессиональнее. Иными словами, стиль российских газет и журналов отличается обилием просторечных и грубо-просторечных слов и выражений, соответствующим синтаксисом; при этом, как правило, он не сообразуется с темой, затрагиваемой журналистом. Притчей во языцех в этом отношении стала газета “Московский комсомолец”. Как и любое обобщение, это требует детализации, пристального рассмотрения. В данной работе мы предприняли попытку именно так подойти к данной безусловно важной проблеме. На примере популярнейшего газетного жанра – проблемного очерка – наглядно видны стилистические особенности современной прессы. С другой стороны, следует признать, что именно этот жанр меньше всего пострадал в филологическом смысле от “издержек переходного периода”. Языковая экспрессия отличала проблемный очерк всегда; безграмотность же, на наш взгляд, - не “веяние времени”, а недостаток конкретных, не лучших авторов, который, к сожалению, не всегда (из-за специфик газетной работы) возможно в должной мере ликвидировать усилиями редакторов и корректоров. В этом направлении должна вестись более тщательная работа. Многие корифеи жанра успешно продолжают творческий путь и благотворно влияют на последующие поколения журналистов. Это вселяет веру в то, что русская словесность преодолеет вышеупомянутые “издержки”.