САТИРИЧЕСКИЕ ЖУРНАЛЫ Н.И.НОВИКОВА "ТРУТЕНЬ" И "ЖИВОПИСЕЦ"
Жизнь и деятельность одного из наиболее выдающихся людей России XVIII века - просветителя, издателя и публициста Николая Ивановича Новикова (1744-1818) - оставила яркий след в истории отечественной литературы. Случай Новикова уникален по исключительной смелости, с которой этот общественный деятель екатерининской эпохи бичевал пороки властей предержащих. Когда речь заходит о нем, прежде всего вспоминаются его блистательные сатирические журналы, среди которых самыми значительными считаются "Трутень" и "Живописец".

Деятель позднейшего времени, но, безусловно, сходных убеждений - В.Г.Белинский, - чуя бесспорное духовное сродство с Новиковым, называл его "необыкновенным и, смею сказать, великим человекому, натурой, которая "...постоянно одушевлялась высокой гражданской страстью разливать свет образования в своем отечестве".
Появление таких личностей, как Новиков, не являлось особенностью только России. Это время - вторая половина XVIII столетия - породило блистательную плеяду европейских просветителей, что связано с особенностями исторического процесса. Старый, феодальный строй, вытесняемый новым, буржуазным, отживал свое; происходило это далеко не безболезненно. Философы и литераторы, в первую очередь французские, идеологически поддерживали этот процесс. Бесспорно, Новиков как просветитель с полным правом находится в том же ряду, что и Вольтер, Дидро, Руссо. Екатерина, всячески заботясь о своем образе "просвещенной императрицы", поддерживала отношения с этими западными мыслителями. Из тех же соображений она допускала относительное вольнодумство в отечественной прессе, в частности в изданиях Новикова. Длилось это до той поры, пока императрица не уяснила, что свобода слова ведет к подрыву государственной власти. Сочинения знаменитых французов были запрещены к распространению в России, все новиковские издания - последовательно закрыты. В 1792 году, по личному приказу Екатерины, сам он был схвачен и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Его объявили "государственным преступником" и приговорили к смертной казни. В последний момент императрица заменила ее 15-летним заключением.

Новиков, однако, провел в тюрьме всего около четырех лет: после смерти его высочайшей противницы в 1796 г. радением Павла I он был освобожден. (Новый император едва ли в должной мере ознакомился с сочинениями Новикова - прочтя их, он вряд ли бы счел наказание чрезмерным, - просто Павел с большим рвением делал все наперекор покойной матери.) Однако этого оказалось достаточным, чтобы Николай Иванович до конца своих дней отказался от издания чего бы то ни было. Таким образом, правительство Екатерины II расправилось с одним из виднейших людей своей эпохи только из-за того, что тот был опасен для существующего строя. Не в первый и не в последний раз власти предержащие, мнимо радея за государство, уничтожали личность объективно полезную данному государству.

Откровенная "оппозиционность" Новикова сказалась на том, как его деятельность рассматривалась позднейшими исследователями. В XIX веке монархически настроенные ученые относились к нему вполне по-екатеринински. Так, М.И.Лонгинов, политический деятель, библиограф и публицист консервативного направления, написал книгу "Новиков и московские мартинисты" (то есть масоны), изданную в 1867 году, где издатель рассматривается исключительно как выразитель интересов масонства, желавшего подточить устои русской державы.

Разумеется, говоря о Новикове, данную тему обойти трудно. Тайное религиозно-мистическое общество, провозгласившее своей целью нравственное переустройство мира, в России XVIII века (как и в Европе в целом) вовлекло в свои ряды немало выдающихся личностей, желающих, не прибегая к насилию, достичь положительных перемен в жизни общества. Русские масоны видели свою цель в распространении зарубежных просветительских идей. Новиков, стоявший на той же позиции, закономерно оказался в числе "вольных каменщиков". Но рассматривать все его творчество, в частности, публицистику журналов "Трутень" и "Живописецу, только как выполнение масонского "задания", - признак, мягко говоря, узости мышления.

В советское время масонство Новикова трактовалось как нечто второстепенное: публицист оказался не марионеткой в руках зловещей заграничной секты, но предтечей революционных демократов XIX столетия - от Белинского до Чернышевского - и марксистов. Ленин в 1918 году, утверждая так и не осуществленный в полной мере план монументальной пропаганды, предложил поставить памятник "величайшим русским просветителям XVIII века" - Радищеву и Новикову.

Итак, что же в творчестве этого человека заставило одних называть его "вредным масоном", других - "величайшим просветителем"?

Николай Иванович Новиков родился в 1744 году в Москве, в семье небогатого дворянина; окончив гимназию при Московском университете, он, по правилам своего сословия, поступил на военную службу. Армейская его карьера не была особенно успешной: она завершилась тем, что будущий издатель получил звание поручика. После того как Новиков вышел в отставку, он нашел применение своим талантам в иной сфере.

За это время на русском престоле сменилось три монарха: Елизавета (1741-1761), Петр III (недолгое, годичное пребывание у власти); наконец (1762) воцарилась Екатерина II, положив конец эпохе "дворцовых переворотов". Начало ее правления ознаменовано некоей "оттепелью", допуском прав и свобод, невиданных на Руси прежде. Можно сказать, что без Екатерины не было бы ни "Трутня", ни "Живописца", - не забывая, конечно, о том, что именно императрица позднее и пресекла выход этих журналов.

В краткую эпоху относительной свободы возросла потребность в смелом печатном слове. Образованная публика жаждала чтения, которое давало бы пищу уму. Видя социальные и нравственные изъяны современного ему общества и будучи человеком принципиальным, Новиков стал издавать журналы сатирические, содержащие то более-менее завуалированные, то откровенные нападки на власть.

Разумеется, он не являлся единственным издателем периодики в стране: выходил целый ряд журналов. Иные, как и новиковские, заняли позицию, противную официальной линии; иные, соответствующие мыслям Екатерины об "улыбательной" (несоциальной) сатире, стали их оппонентами. Два журнала - "И то и сио" (1769) и "Парнасский щепетильник" (1770), - издавал М.Д.Чулков. Федор Эмин издавал "Адскую почту, или Переписку хромого беса с кривыму, - фактически сборник фельетонов о нравах русского дворянства и чиновничества. С этими изданиями, в общем близкими по направлению и стилю к новиковским, Николай Иванович тем не менее вел тонкую полемику: его направление было более радикальным, в нападках на власть он шел гораздо дальше, и там, где у Эмина с Чулковым было абстрактное "сочувствие к низам" и возвышенно-сентиментальные рассуждения ("Счастливые те, которые под повелением совестных своих господ находятся и с которыми их владетели живут вместе"), Новиков метил в самые устои феодального общества. В этой смелости, собственно, и заключается новаторство публициста; он впервые выразил то, что стало основой мировоззрения прогрессивной русской интеллигенции уже следующего века. "Флагманом" же тех периодических изданий, что были лояльны к правительству, можно, без сомнения, назвать журнал, издававшийся самой Екатериной, под названием "Всякая всячина", и его продолжение: "Барышек "Всякой всячины" (1769-1770). С нею-то, с "госпожою Всякой Всячиной", с прямым своим антагонистом, Новиков и вел основной спор, и речь здесь шла уже не о нюансах, а о принципах. "Трутень" и "Живописец" - строго говоря, крохотная часть всей печатной продукции, что увидела свет благодаря Николаю Ивановичу, однако именно эти издания по праву считаются наиболее смелыми и в этом плане самыми интересными.

"Трутень", первый журнал, издаваемый Новиковым, выходил недолго: с 1 мая 1769 года по 27 апреля 1770-го. В нем Новиков полемизировал с "госпожою Всякою Всячиной", то есть с самой Екатериною, с ее мнением, что "похвальнее снисходить порокам, нежели исправлять оные". Эту "госпожу" он называл и "прабабкой", явно намекая на архаичность ее суждений в век Просвещения. Сословная иерархия для публициста мало что значила: ему были смешны вельможи, что "ежедневную имеют горячку величаться своею породою" и только благодаря последней, "без разума, без науки, без добродетели и воспитания", занимают высокое положение, оттесняя и "порядочных" дворян, и тем более "добродетельных и честных" простых людей. "Знатная порода, - резюмировал Новиков, - есть весьма хорошее преимущество, но она всегда будет обесчещена, когда не подкрепится достоинством и знатными к отечеству заслугами".

Итак, Николай Иванович придерживался вполне демократических воззрений. Он нападал на очевидную любому культурному человеку, но не подлежащую публичному обсуждению несправедливость крепостного права, выписывал "рецепты" тем, кто не понимает такой несправедливости: "Безрассуд (собирательный образ помещика-самодура) болен мнением, что крестьяне не суть человеки (...). Он тогда думает: Я господин, они мои рабы (...). Безрассудной! (...) Вообрази рабов твоих состояние... Рецепт: Безрассуд должен всякий день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином".

Недаром в качестве эпиграфа Новиков смело взял слова "Они работают, а вы их труд ядите" (из басни А.Сумарокова). Начиная с десятого листа журнала, этот эпиграф - слишком резкий, вызывающий цензурные нарекания, - пришлось заменить таким, который можно было толковать общефилософски: "Опасно наставленье строго, где зверства и безумства много". Однако это не спасло его от закрытия: печатая такое, нельзя было ожидать одобрения или хотя бы равнодушия со стороны власти. Борьба последней с Новиковым, конечно, носила характер курьезный с точки зрения людей позднейших времен, знающих куда более действенные методы: физическую расправу, "стирание в лагерную пыль" и т. д. Ничего подобного Екатерина до поры до времени не предпринимала, хотя иные из сановников были явно не прочь сотворить с издателем нечто в этом духе. Когда императрице надоедали новиковские "укусы", она просто запрещала журнал, после чего издатель брался за выпуск нового, который вскоре постигала та же участь, и т. д.

После закрытия "Трутня" Новиков, однако, решил кое в чем проявить осторожность, и новый свой журнал - "Пустомеля" - начинает издавать анонимно, через подставное лицо. В течение июня-июля 1770 г. вышло две книжки, прежде чем императрица, разгадав подлинного издателя ("Пустомеля" по всему - по стилю, по направлению - соответствовал "Трутню"), запретила и его. Относительная мягкость, с которой тогда обходились с инакомыслящими, проявилась опять: запретив два новиковских издания, Екатерина дала разрешение выпускать третий! (Быть может, она полагала, что издатель, испытав милость той, на которую совершил столько нападок, "исправится". Менее вероятно, что она простила издателя, питая тайную симпатию к некоторым из его идей и сознавая при этом, что публичное проявление такой симпатии было бы самоубийственной оплошностью.) Очередной журнал, которому Новиков дал название "Живописецу, не только не оказался "благонамеренныму, но стал достойным преемником первых двух. Опять "мишенями" для сатиры стали дворяне (превосходно воспроизведенная переписка уездного дворянина с сыном, вскрывающая и недалекость, и нечестность таких людей, и, соответственно, смехотворность их притязаний на исключительность).
Именно в "Живописце" был опубликован один из самых знаменитых примеров новиковской "крамолы" - "Отрывок путешествия в...". Авторство этого произведения доподлинно не установлено. Это может быть как сам Новиков, так и Радищев. Во всяком случае "Отрывок..." - явная предтеча "Путешествия из Петербурга в Москву". Десятилетиями позже он заслужил внимание Добролюбова; в нем, по мнению радикального критика, "слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе".

"Бедность и рабство повсюду встречалися со мною в образе крестьян" - вот лейтмотив этой серии очерков, живописующих жизнь и быт деревни тех времен. Если деревня, то Разоренная, если богачи - то Плутовы. ("Говорящие" имена и топонимы входили в моду: через десять лет Фонвизин напишет своего "Недоросля".)
Не&ouot;дивительно, что "Живописец" разделил участь "Трутня" и "Пустомели": публикация "Отрывка", собственно, и привела к закрытию журнала. Таким образом он выходил (так же, как "Трутень", листами) недолго - с апреля 1772 по июнь 1773 гг. Подлинная жизнь "Живописца" оказалась гораздо длительнее. Первая часть журнала (за 1772 год) была напечатана дважды. А в 1775-м Новикову удалось выпустить третье издание - как бы "дайджесту, собрание избранных статей самого Николая Ивановича, опубликованных прежде и в "Трутне&ouot;, и в "Пустомеле&ouot;, и в первом "Живописце". Оно также было переиздано им в 1781 году, уже в Москве.

Уже после того, как Новиков был арестован, в 1793 году, вышло в Петербурге пятое издание, выпущенное купцом Г. Зотовым и являющееся перепечатку третьего либо четвертого издания; отличается же оно от них сокращениями, на которых, очевидно, настояла цензура. На этом история "Живописца" не заканчивается: уже в 1829 году, в типографии Пономарева, была напечатана первая часть журнала (с первого издания). В те годы, отмеченные прежде всего гением Пушкина, "Живописец" все еще представлял не только чисто библиографический интерес. Сама судьба великого поэта - лучшее подтверждение тому, что пороки и беззакония, подмеченные Новиковым, не изжили себя, а даже развились в николаевской России.

В дальнейшем Новиков продолжал выпуск журналов. К примеру, "Кошелек": издавался в 1774-м, с 8 июля по 2 сентября. До запрета успело выйти 10 номеров. В том году пришло время для разгрома Ткрамольной" периодики вообще: пугачевское восстание показало императрице, к чему в России приводит потворство вольнодумным настроениям, и привело Екатерину к выводу о необходимости, говоря по-современному, "закручивания гаек". Закрытие последнего новиковского журнала означало пресечение выхода любой оппозиционно-сатирической прессы. Для большинства издателей- "диссидентов" это означало крах. Однако Новиков не сдался: впоследствии он издавал еще ряд журналов и во многих из них продолжил дело запрещенных.
Скажем, "Санкт-петербургские ученые ведомости на 1777 год" (первое русское библиографическое издание): первой книгой, о которой дана в нем рецензия, явилось раннее творение самой императрицы - "Наказ". В этом историческом документе, как нельзя лучше характеризующем молодую Екатерину, содержались смелые мысли о свободе, о просвещении, туманные намеки на освобождение крестьян. От этих отчасти пропагандистских, отчасти наивно-искренних сентенций она давно отказалась. Вспоминать о "Наказе&ouot;, с точки зрения знати, безусловно, не стоило. Рецензия же была самой благожелательной, даже хвалебной, ничто в ней не говорило об "не&ouot;добстве" документа. Такой отзыв, формально "правильный", представлял из себя не что иное, как утонченное издевательство. На первый взгляд эта очередная новиковская "выходка" осталась безнаказанной: благополучно вышло 22 номера этого журнала; такое количество необычайно велико, если вспомнить судьбу "Трутня" и "Живописца".

Через несколько лет Новиков решился предстать перед своими читателями в прежнем облике беспощадного обличителя - и взялся за выпуск журнала, названного им безобидно: "Городская и деревенская библиотека, или Забавы и удовольствия разума и сердца в праздное время". "Жизнь" этого издания продлилась достаточно долго: с 1782 года в течение пяти лет. Это было не просто возвращение к хлесткому стилю "Трутня" и "Живописца", но, пожалуй, квинтэссенция самого духа этих журналов. В этом плане особенно показательны "Пословицы российские&ouot;, опубликованные здесь. В нем фигурировали образцы фольклора, которые императрица могла прямо принять на свой счет, к примеру, "Близ царя - близ смерти" или "Седина в бороду, а бес в ребро". Еще откровенней следующие фрагменты тех же "Пословиц...": "Имея седину в голове, женщина, я чаю искушением же беса, начинает думать, будто она в состоянии сочинять стихи и прозу, марает любовные сказочки, кропает идиллии, эклоги и другие мелкие сочинения, на успехов не видит..."; "старая и беззаконно проводившая дни свои женщина имела сына, которому хотя и за тридцать лет было, на он еще ничему не учился, ничего не делал и был неотступно подле своей матери. Она его ласкала, нежила, баловала и сделала наконец сущего тунеядца; беспрестанно уговаривала его жениться, но урод, заключая, что все на свете женщины так злобны и беспокойны, как злобна его мать, никогда не соглашался на женитьбу..." В последнем отрывке речь явно идет о сыне Екатерины - Павле Петровиче, который впоследствии, во время своего недолгого царствования, действительно проявит себя настоящим "уродом". Цензура при Екатерине, видимо, не отличалась "ой жесткостью, которую приобрела в последующие времена, при Николае, и отнеслась к "Пословицам..." лучше, чем к прямым выпадам в адрес императрицы в "Трутне" и "Живописце". За пять лет таким образом Новикову удалось выпустить 12 книжек "Библиотеки...".

Издатель был причастен и к выпуску журналов, не оставивших о себе такой долгой памяти: многие из них печатались им из чисто коммерческих соображений и не были отмечены его острой публицистикой. Но и эта группа, не представляющая зримой опасности для властей, не пережила своего основателя. Слава "вольнодумца" обрекала его на неблагожелательное внимание со стороны цензуры и знати. Новиковым были недовольны, ждали, и не без оснований, от него очередного подвоха, норовили тем или иным способом расстроить его дела.

Благо, что Новиков помимо таланта сатирика обладал недюжинной деловой хваткой. (Можно сказать, что эта борьба - предпринимателя с аристократией - была малым отражением всеевропейской схватки капитализма с феодализмом, которая разгорелась именно в то время и нашла свой апофеоз во Французской буржуазной революции.) Он действовал по английской поговорке, предписывающей "не класть все яйца в одну корзину", - издавал множество журналов, а позднее книг, разнообразного направления, - и это уберегало его от финансового краха, позволяло оставаться в сфере интересов читающей публики и время от времени наносить правительству новую пощечину смелым печатным словом.
Однако после пугачевского восстания на окраине империи и якобинского террора во Франции знать во главе с самой императрицей перешла к решительному "наступлению" на все либеральные тенденции, проявившиеся в стране. Новиков же был главным выразителем либерализма, и уничтожение свободной антимонархической печати означало прежде всего уничтожение - хотя бы в переносном смысле - старого врага трона, не изменившего своим давним убеждениям. Арест и заключение пресекли деятельность издателя и публициста.

...В настоящее время представляется возможность взглянуть на эту историческую фигуру объективно, и при таком рассмотрении мы, как ни странно, обнаружим правоту и националистов, особое внимание придающих масонству Новикова, и марксистов, причисляющих публициста к своим историческим союзникам.

Он был одним из тех, кто стремился "оплодотворить" русскую жизнь западными либеральными идеями. Это удалось: хоть немедленных политико-экономических сдвигов и не произошло, зато сформировалось общественное мнение. В среде культурных русских людей стали зарождаться разнообразные как политические и общественные, так и литературные течения, вроде так называемого критического реализма, оппозиционные самодержавной власти. Если "декабристы разбудили Герцена", то в числе тех, кто "разбудил" декабристов, помимо французских литераторов и немецких философов находится и Николай Иванович. Все это, как известно, привело в конце концов к "великим потрясенияму, значение которых неоднозначно.

Можно по сей день спорить, хорошую ли или плохую службу сослужил России тот или иной вольнодумец, причем у каждой стороны в таком споре найдутся контраргументы. Однако невозможно отрицать, что Н.И.Новиков сделал поразительно много для развития российской вольной творческой мысли. Тем более очевидна безмерная заслуга этого человека перед лицом отечественной истории не "большой", а литературной. Как сборники политических и моральных обличений "Трутень" и "Живописец" давно утратили актуальность - но их сюжеты, стиль, композиция, пафос были в последующем многократно повторены и развиты. Таким образом они вошли в фундамент нашей классической литературы и публицистики. В этом качестве новиковские журналы навсегда останутся в золотом фонде русской словесности.

---