КРИЗИС КОММУНИСТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ В КОНЦЕ ХХ ВЕКА

ВВЕДЕНИЕ

 

Ушедшее столетие было отмечено таким новым (но закономерным) для истории человечества социально-политическим явлением, как тоталитаризм. Охвативший миллионы людей и десятки не последних в мировой жизни стран, он изменил мировую историю, привел к дезавуированию некоторых фундаментальных философско-экономических идей, принес многим народам неисчислимые беды и страдания и в то же время – стал основой новой мифологии и квазирелигии, со своими приверженцами и неофитами.

В ХХ век уместилось зарождение, расцвет, упадок и крах – словом, полный жизненный цикл – двух основных общественно-политических формаций этого порядка: коммунизма (социализма) на левом фланге и фашизма – на правом.

Между ними есть фундаментальное сходство (доминирование одной доктрины, одной партии, которая проводит ее в жизнь, одного вождя, возглавляющего эту партию, и соответственно подавление – вплоть до физической ликвидации – всех инакомыслящих) и одно принципиальное различие: фашизм во главу угла ставил понятие расы, коммунизм – понятие класса. Многие исследователи отмечают общие истоки обеих доктрин, а некоторые даже утверждают, что фашизм есть прямое порождение интриг советского руководства, этап сложной комбинации, имевшей окончательной целью всемирное воцарение коммунистов.

В отличие от гитлеровцев, открыто провозгласивших “уязвимые” с точки зрения общечеловеческой морали цели и методы (господство “избранной” расы над всеми остальными, уничтожение определенных “недоброкачественных” народов, культ насилия и террора), марксисты декларативно поставили во главу угла идеи свободы, равенства, социальной справедливости – иначе говоря, всеобщего благоденствия. Это стало главным козырем коммунистов в полемике с идеологическими противниками, которые объявлялись противниками лучших чаяний человечества. Все изъяны коммунистического правления – от чекистских зверств до товарного дефицита – задним числом назывались всего лишь некими “отклонениями” от априори безошибочного пути, и вина перекладывалась с общей доктрины на конкретных личностей. Эта тактика оказалась весьма эффективной, и коммунизм как глобальная догма пережил фашизм примерно на полстолетия. (Гитлеровская же идеология восстановила против себя все разумное человечество, и Германия с союзниками были разгромлены, причем первоочередную роль в этом разгроме сыграл именно Советский Союз.)

Разумеется, ни фашизм, ни коммунизм никогда не стали бы политическими доктринами планетарного масштаба, если бы не нашли живого отклика не только в узкой среде фанатичных радикалов, но и в народных массах, увидевших в них путь к лучшей жизни. Соответственно, разочарование народа в тоталитарной идеологии означает ее постепенный упадок, кризис и крах. Германский нацизм не дожил до этого теоретически неизбежного периода и был сломлен прежде всего военной мощью антигитлеровской коалиции (при существенной, но не решающей помощи немецких антифашистов). На примере же коммунизма мы можем увидеть это разочарование, его причины и последствия, в чистом виде. Когда идея перестала прельщать массовое сознание, а ортодоксальные коммунисты не могли уже, как в более раннюю эпоху, прибегнуть к жестким репрессиям для ее защиты, – социалистическая система закономерно распалась.

Прошло больше десятилетия со времени распада СССР и всего соцлагеря. Большинство из нас были свидетелями и участниками этого процесса, а сейчас мы строим новую жизнь “на обломках самовластья”.

Бег времени, который всегда ускоряется в эпоху перемен, неизбежно приводит к тому, что забываются основные вехи даже недавнего прошлого. Это опасно, поскольку по мере такой забывчивости уроков истории люди могут повторять прежние ошибки – “наступать на те же грабли”. Мы должны разобраться – хотя подробней и объективней это сделают, разумеется, будущие историки – в причинах и последствиях того, что произошло с нами во второй половине 80-х–начале 90-х годов.

В то время большей части общества казалось, что этот процесс сугубо положителен. Ныне же, когда практически все бывшие социалистические страны, и в первую очередь Россия, погрузились в водоворот проблем, так или иначе связанных именно с крахом социализма, у многих возникает вопрос: а так ли все однозначно?..

Таким образом, анализируя кризис коммунистической идеи, апофеоз которого пришелся на начало 90-х, мы лучше понимаем и современные политические реалии.

Причины кризиса коммунистического направления

Неоспоримый факт, что крушению коммунистической идеологии в СССР и странах Восточной Европы способствовала, естественно, прежде всего горбачевская перестройка. Социализм, как некое существо, лишенное привычной среды обитания, не выдержал глотка “чуждого” воздуха – внедрения даже отдельных элементов демократии. Однако надо учесть, что курс на перестройку был в 1985 году объявлен советским руководством “не от хорошей жизни” и, конечно, не ради последующего установления капитализма.

За четверть века до этого, в конце 50-х–начале 60-х, казалось, что коммунистическая идея, серьезно дискредитированная сталинщиной, обрела второе дыхание благодаря хрущевской “оттепели”. И победа в Великой Отечественной войне, и освоение целины, и первые космические полеты, и “национально-освободительная борьба” (при щедрой советской помощи) в странах третьего мира – все это умело использовалось советской пропагандой. Низкий уровень жизни принимался как должное большей частью населения, едва оправившегося от тягот военной и послевоенной поры и воспитанного в духе “пролетарского” аскетизма. Локальные же проявления общественного недовольства, например в Новочеркасске (1962), не говоря уже о венгерских (1956) и чехословацких (1968) событиях, подавлялись вполне по-сталински – жестоко и кроваво, – а информация о них оказывалась строжайше засекречена.

Однако за долгие годы брежневского застоя (1964–1982) ситуация усугубилась. Порожденный принципиальными недостатками плановой системы хозяйствования дефицит товаров и услуг (при ограниченном импорте и запрете частного предпринимательства) привел к тотальному расслоению общества – на тех, кто имел к ним доступ, и всех остальных. В качестве альтернативы неэффективной государственной экономике возник нелегальный (“теневой”) частный сектор, паразитируя на котором, стала развиваться организованная преступность. Партийно-государственная элита, вкусившая вполне “буржуазных” материальных благ, отходила все дальше от коммунистических догм в своей реальной жизни – при публичной декларации “верности идеалам Октября”, что дискредитировало эти идеалы среди народа сильнее, чем любая антисоветская пропаганда. Расцвели коррупция и казнокрадство. В странах с неоднородным национальным составом, и прежде всего в СССР, по мере роста влияния и амбиций местных элит подспудно зрели национал-сепаратистские настроения.

“Железный занавес” (идеологический барьер плюс “физическая” закрытость границ) отрезал “страны социалистического содружества” от разнообразного опыта передовых западных государств. Соответственно, “лагерь мира и социализма” отстал от них по очень многим параметрам, прежде всего тем, которые прямо определяют жизненный уровень. С другой стороны, развитие коммуникационных технологий, постепенный рост числа всевозможных деловых и личных контактов с представителями капиталистических стран способствовали тому, что товарно-информационный поток извне разъедал пресловутый “занавес” все сильнее, дезавуируя догмы советской пропаганды о “загнивающем Западе” и “неоспоримых преимуществах социализма”. В массовом сознании граждан СССР и его сателлитов, особенно в молодежной среде, устанавливается тайный культ, идеализация и фетишизация всего имеющего отношение к Западу и США, будь то литература, товары либо политические идеи. Запрет на свободный доступ к информации из развитых капстран (“глушение” радиопередач, контроль за ввозом печатных изданий, аудио- и видеопродукции и т.п.) скорее стимулировал этот процесс согласно “эффекту запретного плода”, чем препятствовал ему.

В странах Восточной Европы на все эти явления наложился еще и подспудный комплекс “советской (читай русской) оккупации”, питаемый памятью о насильственном, на штыках Красной Армии, утверждении социализма в 40-е годы, о жестоком подавлении народных восстаний (Венгрия, 1956, Чехословакия, 1948 и 1968), наличием военных баз СССР, подчинением политики и экономики стратегическому диктату КПСС. Таким образом борьба с коммунизмом в сознании восточноевропейских народов оказалась идентична борьбе за национальную независимость. (В значительной степени это касается и Прибалтики.)

Главным же “могильщиком” коммунистической идеи стал тот самый общественный слой, который в свое время сыграл основную роль в ее утверждении, – интеллигенция.

В начале ХХ века желание быстрых социально-политических перемен привело наиболее радикальную ее часть к мысли о том, что для построения некоего справедливого общества возможно и даже необходимо насилие. Посеявший ветер пожнет бурю: наиболее организованная часть радикальной интеллигенции – большевистская верхушка, – придя к власти, начнет избиение всех инакомыслящих собратьев по “прослойке”. Дело дойдет до известного теперь выражения Ленина: “Интеллигенция – это не мозг нации, а говно”. В результате тысячи образованных русских людей, даже симпатизировавших ранее большевизму, стали духовно и физически противодействовать ему, а те из них, кто выжил и оказался в эмиграции, основали антисоветские организации и соответствующую прессу. Началась эра, по советской терминологии, “отщепенцев”, разъясняющих “наивным” западным демократиям правду о московском режиме и ведущих по мере сил работу по его разложению извне.

Избиение интеллигенции – второе после ленинского – оказалось важным элементом и сталинских репрессий. Роль, которую таким образом сыграл Сталин в дальнейшем дезавуировании коммунистической идеи в этой среде, трудно переоценить. Случай А.И.Солженицына, который, по его же признанию, до попадания в ГУЛАГ был верным ленинцем, а впоследствии кардинально изменил свои убеждения, достаточно показателен – не говоря уж о множестве аналогичных примеров, которые сам писатель привел в своих книгах.

Разоблачение, хотя бы и половинчатое, под флагом “восстановления социалистической законности”, культа личности, предпринятое Н.С.Хрущевым, несколько улучшило положение и даже привело к формированию плеяды т.н. шестидесятников – интеллигентов, верящих в “возрождение ленинизма”, под которым они понимали некий светлый идеал, поруганный во времена Сталина. Однако трагикомическое отношение нового лидера СССР к интеллигенции и откровенные просчеты в экономике и внешней политике (чего стоят хотя бы “кукурузная эпопея” и стук пресловутого ботинка на заседании ООН) не вербовали власти образованных сторонников.

Государство высоко по советским меркам оценивало труд верных режиму ученых, писателей, артистов, но, одаривая этих избранных, никогда не отходило от марксистско-ленинского постулата, гласящего, что интеллигенция – лишь некая прослойка между классами. Отечественная публицистика, литература и кинематограф воспевали преимущественно “простых тружеников”. Интеллигент появлялся на экране, сцене или в книге, как правило, в довольно уничижительном образе “милого чудака”, пребывающего на периферии могучего советского общества.

Отметим и еще один важный, с нашей точки зрения, фактор. Перманентный государственный антисемитизм привел к массовой эмиграции высокообразованных интеллектуалов-евреев и утверждению антисоветских настроений во всей мировой еврейской диаспоре, обладающей огромным культурным и политико-финансовым влиянием.

Таким образом интеллигенция постепенно разочаровывалась в советской власти: от взращенного хрущевской “оттепелью” поколения “шестидесятников”, которое видело альтернативу сталинщине в некоем “подлинном ленинизме”, – к радикальным интеллектуалам семидесятых-восьмидесятых с их “кухонным” вольнодумством. Т.н. диссиденты вели деятельность уже откровенно антисоветскую. Появился самиздат, отражавший эту подспудную, теневую духовную жизнь, работу независимой от официальной идеологии мысли. В понятие “интеллигентный человек” составной частью вошла оппозиционность по отношению к государственной власти.

Итак, в соцстранах сложилась ситуация, когда марксизм-ленинизм практически полностью утратил влияние на массы, а подавляющее большинство интеллектуальной и политической элиты или находилось к нему в тайной оппозиции, или, во всяком случае, не мыслило в строгом соответствии с коммунистической доктриной и не было готово ее защищать. Это означало глубокий кризис коммунистической идеи. Все его признаки были налицо уже к началу 70-х. События, произошедшие после 1985 года, можно считать его закономерным разрешением.

Распад компартий, возглавляющих большинство стран “реального социализма”

На апрельском (1985 года) Пленуме ЦК КПСС был провозглашен новый курс, призванный вывести СССР и весь социалистический лагерь в целом из экономико-политического кризиса – следствия брежневского застоя и “чехарды”, вызванной последовательной, в течение трех лет, смертью трех престарелых генсеков (Брежнева, Андропова и Черненко). Этот курс держался на трех китах: перестройке (модернизации и оптимизации механизма государственного управления), ускорении (форсированном экономическом и научно-техническом развитии с целью догнать в этом отношении передовые страны Запада) и гласности (“умеренной” свободе слова для более эффективного выявления и устранения недостатков в жизни страны).

Во внешней политике это вылилось в потепление отношений с западным миром и сформировало благоприятный образ советского руководства, прежде всего лично М.С.Горбачева. Но в политике внутренней перестройка, ускорение и гласность способствовали, с одной стороны, окончательному разрушению социалистической экономики, а с другой – росту неформальной общественной активности, очень быстро покинувшей прокрустово ложе “социалистического плюрализма”. Появились новые средства массовой информации, передачи на ТВ и т.д. Таким образом, многолетней монополии КПСС в этой сфере был положен конец.

По мере развития этих процессов в компартии, долгие годы не знавшей фракционной борьбы, наметился раскол – зародыш будущего распада. Выделилось “консервативное” крыло, руководимое влиятельным членом Политбюро Е.Лигачевым, – тайная оппозиция горбачевской политике. “Реформаторы”, в свою очередь, сформировали т.н. Демократическую платформу в КПСС (“Волки за вегетарианство” на жаргоне радикалов антисоветского толка).

Осенью 1989 года был проведен Первый съезд народных депутатов, впервые за годы советской власти избранных на альтернативной основе. Он превратился фактически в митинг, на котором новые “властители дум”, сформировавшие Межрегиональную депутатскую группу во главе с Б.Н. Ельциным, резко критиковали политическое руководство страны за недостаточную радикальность проводимых реформ. Таким образом, они оказались в оппозиции как “консерваторам”, защищающим худшие советские традиции, так и “реформаторам”–горбачевцам, слишком нерешительным для полного удовлетворения народных чаяний.

Именно эти радикальные депутаты, а не политическое руководство СССР и компартии, оказались теперь объектом симпатий большей части советского общества. Опала Ельцина, застрельщиком которой стал все тот же Лигачев, только прибавила популярности в народе будущему Президенту России. (Парадоксально, но именно Егор Кузьмич в свое время способствовал переводу этого перспективного свердловского партфункционера на должность секретаря Московского горкома партии.)

Почуяв слабость и раскол центрального руководства, в большинстве советских республик активизировались национал-сепаратисты, выступления которых власть – по инерции, по “старой памяти” – пыталась подавить силой. Важнейшие, самые трагические примеры такого рода (тбилисские события весны 1989 года и в особенности попытка предотвратить свержение советской власти в Литве в январе 1991-го) в условиях гласности мгновенно стали известны общественности, получив в либеральных СМИ соответствующую трактовку. Начались эмоциональные многотысячные митинги протеста, массовый выход из “кровавой” КПСС, быстро приобретший форму модного эпатажа – с публичным сожжением партбилетов и проч.

Путч 19–21 августа 1991 года – неуклюжая попытка “консерваторов” взять верх, сорвав подписание нового Союзного договора (фактической капитуляции центральной власти перед амбициями республиканских сепаратистов), – привел к запрету и полному распаду компартии. Практически синхронно произошел и развал собственно СССР, окончательно лишенного минимальной “скрепляющей” идеологии.

Процесс распада других восточноевропейских компартий был в общих чертах аналогичен вышеописанному, но происходил еще стремительней и радикальней, поскольку и тоталитарный режим существовал в этих странах сравнительно недолго и был, как правило, мягче советского. В большинстве стран Восточной Европы, отринувших коммунизм, к власти пришли не выходцы из бывшей правящей партии (как на территории СССР), а реальные диссиденты.

Польская объединенная рабочая партия (ПОРП) во главе с первым секретарем своего ЦК Войцехом Ярузельским (он занял этот пост в 1981-м) все 80-е годы боролась с оппозиционным рабочим движением “Солидарность”, организовавшим народные волнения еще в начале десятилетия, но, едва ослабла моральная и материальная поддержка со стороны КПСС, на первых же демократических выборах в 90-м году уступила ему власть. Первым президентом новой Польши стал лидер “Солидарности” Лех Валенса.

Аналогичный процесс сгубил Коммунистическую партию Чехословакии (КПЧ), генсеком которой с 1975-го был Густав Гусак, и Венгерскую социалистическую рабочую партию (ВСРП), возглавляемую с 1985 года Яношем Кадаром. Эти страны имели опыт реальных попыток вооруженной борьбы с коммунизмом (Февральские события 1948-го и “оппортунистический мятеж” в августе 1968 года в Чехословакии, “контрреволюционный путч” 1956 года в Венгрии), сломленных прежде всего мощной военно-чекистской машиной СССР. Кадар и Гусак установили довольно мягкие политические режимы, сочетающие подчеркнутую лояльность к советской “метрополии” с допущением некоторых демократических свобод – обе страны, наравне с ГДР, считались “витринами социализма” и “самыми веселыми бараками в соцлагере”. Поэтому неудивительно, что “бархатная революция” декабря 1989 года означала практически безболезненную смену власти. У руля государства встал бывший диссидент Вацлав Гавел – публицист и драматург, виднейший духовный лидер чешской нации. Аналогичный процесс произошел и в Венгрии (в 1989 году – новая, демократическая Конституция; в 1990-м – окончательное поражение коммунистов на выборах). Эти страны (ЧССР в 1993 году мирно распалась на Чехию и Словакию – единственный “бескровный” пример такого рода на всем экс-советском пространстве) пошли по пути капитализма наиболее успешно. Тут не в счет лишь ГДР, ставшая “восточными землями” ФРГ и получившая в этом качестве беспримерную всевозможную помощь.

Дни Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) в самой ГДР как самостоятельного государства были сочтены сразу после обрушения на исходе 1989 года Берлинской стены (наглядного олицетворения “железного занавеса”) с фактического благословения Горбачева; страна официально вошла в состав ФРГ в октябре 1990-го. Генсек СЕПГ Эрих Хонеккер, лидер партии с 1976 года, отдавший в этом качестве немало преступных с точки зрения западной правовой системы приказов (например, о расстреле перебежчиков из Восточного Берлина в Западный), был принужден скрываться – сначала в СССР, а затем в Чили. (Примечательно, что и нацистские бонзы в свое время пытались скрыться от правосудия именно в Южной Америке.)

Мирно прошла смена власти и в Болгарии (“16-й республике СССР”), где Болгарская коммунистическая партия (БКП) Тодора Живкова осенью 1991 года окончательно уступила власть Союзу демократических сил.

Большая кровь, однако, пролилась в Югославии. Эта страна, вкупе с Албанией, была “уродом в семье социализма”: со времен Иосипа Броз Тито она “плохо слушалась” руководство Советского Союза. В конце 80-х правящая партия, эксплуатируя сербский национализм, на целое десятилетие ввергла народ в череду этнических войн, которые восстановили против Сербии весь западный мир. (Подобное могло случиться и в СССР, если бы КПСС осталась достаточно мощной общественно-политической силой, чтобы попытаться сохранить военным путем единство союзных республик.)

“Классическая” революция свершилась только в Румынии, где одиозный режим Николае Чаушеску (генсека Румынской компартии с 1969 года), доведя страну до полного разорения, вызвал острую ненависть большей части народа. В декабре 1989-го, после бурных демонстраций, уличных беспорядков и смещения прокоммунистического правительства, Чаушеску и его жена Елена были расстреляны после формального суда. Затем в этой стране (как и в Албании, после “кстати” наступившей смерти просталинского диктатора Энвера Ходжи) началась эпоха политико-экономической нестабильности, продолжающаяся до сей поры, но без тенденции возврата к социализму.

Так закончилась эпоха коммунизма в странах Восточной Европы. Он был вытеснен на периферию мировой политики, сохранившись в качестве основополагающей доктрины только в т.н. странах-изгоях (Куба, Северная Корея). Особняком стоит КНР, где коммунистический антураж сочетается с капиталистическими реалиями, что и составляет, в сущности, “особый китайский путь”.

Проблемы модернизации взглядов и политики коммунистов

Данные проблемы встали перед коммунистами буквально с первых шагов Советской власти. Своеобразной модернизацией были и ленинский НЭП, и сталинская коллективизация с индустриализацией (создание и утверждение в качестве фактического общественно-политического строя – государственного рабовладения). “Осовремениванием” являлись и хрущевские реформы, и, разумеется, новации Горбачева, приведшие, однако, к полному разрушению самой коммунистической власти.

После краха 91-го года перед коммунистами встала насущная задача приспособиться к новым реалиям и вернуть себе доверие масс. В качестве магистрального пути такой “модернизации” была избрана эволюция в сторону социал-демократии (иначе говоря, из “красных” – в “розовые”); лейтмотивом коммунистической пропаганды нового образца стала социальная защита “простых людей” от “дикого капитализма”. Радикальные же ленинско-сталинские установки остались на долю маргинальных объединений, не имеющих сколько-нибудь серьезного политического влияния. В некоторых странах Восточной Европы, например в Болгарии, “розовые” даже вернулись к власти, что не привело к реанимации социализма, но вызвало определенные экономические проблемы из-за попыток “государственного регулирования”.

В России “розовые”, представленные КПРФ, оказались “встроенными” в систему “буржуазной” власти (фракция в Госдуме, “партийные” губернаторы и чиновники). При этом они вынуждены использовать “старомодную” коммунистическую риторику для привлечения избирателей, отмежевываясь, однако, от одиозно-маргинальных карликовых группировок этого направления. С другой стороны, ради расширения своей социальной базы КПРФ приходится проповедовать и антиленинские по существу идеи – “государственного патриотизма”, “смыкания коммунизма с православием” и прочее.

Создается впечатление, что “модернизация” для большинства современных коммунистов сводится к элементарным попыткам сохранить хотя бы относительное общественно-политическое влияние, даже ценой отхода от марксистко-ленинских постулатов.

Будущее коммунистической идеи при таком раскладе представляется весьма сомнительным. Социал-демократизм, главная путеводная звезда “респектабельных” коммунистов, является отдельным и самостоятельным течением. Реальная же “модернизация” марксизма-ленинизма в нынешних условиях предполагает, на наш взгляд, его маргинализацию, уход с реальной политической арены в сферу некоей неформальной субкультуры наподобие неофашизма или даже религиозно-эзотерического сектантства, – что, собственно, мы и наблюдаем в развитых странах Запада.

Общественно-политические силы коммунистической ориентации в РФ

Основная политическая партия этого направления – КПРФ (возглавляемая генеральным секретарем Г.Зюгановым). Она является системообразующей организацией т.н. Народно-патриотического союза, объединяющего в основном карликовые образования национал-патриотического толка. Имеет мощную фракцию в Госдуме (на данное время – вторую по численности), своих представителей в органах регионального управления.

В качестве социальной базы и большинства активистов большей частью выступает пожилое население, испытывающее психологические и материальные трудности из-за нынешних реформ и – как следствие – чувство ностальгии по “старым добрым временам”. Консерватизм и дисциплинированность этих людей (выраженная, в частности, в массовой явке на всевозможные выборы), собственно, и позволили КПРФ стать влиятельной политической силой. Материально-финансовую базу российской компартии помимо некоторой части “наследства” КПСС составляют взносы и пожертвования упомянутых категорий граждан, а также “вливания” определенной группы предпринимателей, видящих в КПРФ (а точнее, в региональных управленцах-коммунистах и думской фракции) прежде всего эффективного лоббиста.

Имеет свои печатные СМИ – “Правда”, “Советская Россия”, ряд малотиражных региональных газет. Пропагандирует свою идеологию также в “сочувствующих” изданиях, иные из которых являются “рупорами” организаций, входящих в НПСР (например, газета “Завтра”, главред которой А.Проханов является соцпредседателем этого Союза), в радио- и телепередачах национал-патриотического толка и в сети Интернет. В политике со времен своего становления в 1992-93 гг. КПРФ придерживается, при стандартной коммунистической риторике, умеренного направления, без радикальных “эксцессов”, за что подвергается критике со стороны “коммунистических маргиналов”. Некоторое время компартия практически полностью поддерживала нового Президента России В.Путина – из национал-патриотических и конъюнктурных соображений.

Другие силы данного направления в России представлены упомянутыми выше “коммунистическими маргиналами”. Политического влияния они практически не имеют, но достаточно регулярно привлекаются КПРФ как союзники для расширения своей социальной базы (главным образом перед какими-либо выборами). В их число входят: “Трудовая Россия” В.Анпилова; “Сталинский блок” И.Шашвиашвили и С.Умалатовой; Российская коммунистическая партия большевиков Н.Андреевой (автора культовой в данных кругах знаменитой статьи “Не могу поступаться принципами”); Российский коммунистический союз молодежи В.Малярова; Национал- большевистская партия Э.Лимонова и ряд других организаций, в основном откровенно экстремистских. Социальная база – деклассированные элементы, рабочие и служащие низкой квалификации, агрессивно-экзальтированная часть пенсионеров, радикальное студенчество. Материально-финансовая база также ограниченна и состоит – помимо взносов и пожертвований – из доходов от коммерческой деятельности, в том числе не вполне легальной (охранных услуг, организации рок-концертов, создания “массовки” на митингах и т.д.), и откровенно криминальной. Издают десятки малотиражных газет (“Молния”, “Лимонка”, “За Родину, за Сталина!” и др.), всевозможные брошюры, плакаты, листовки. Имеют возможность пропагандировать свои взгляды в прессе КПРФ и НПСР (прежде всего в газете “Завтра”) и некоторых “нейтральных” СМИ – как печатных, так и электронных, – где рассматриваются как оригинальный элемент неформальной субкультуры. Представлены множеством частных “радикальных” сайтов в Интернете. В качестве “пропагандистов и агитаторов” помимо “штатных” идеологов и публицистов выступают некоторые представители литературного, музыкального и художественного авангарда, создающие иллюзию “элитарности”, “одухотворенности” и “альтернативности” данного политического течения.

Идеология “коммунистических маргиналов” – причудливая смесь из различных радикальных “измов”, включая те, которые в принципе являются антагонистами: марксизм-ленинизм сочетается с национал-патриотизмом и агрессивным до мракобесия православием, а культ Сталина как основателя “великой советской империи” – с пропагандой молодежного нигилизма и анархии.Политическая работа сводится преимущественно к организации митингов и шествий, контактам с аналогичными группировками за рубежом и популяризации своих идей в СМИ. Однако наиболее радикальные представители “коммунистических маргиналов” потенциально способны на антисоциальные действия, вплоть до актов насилия и терроризма. Так, судом уже доказана причастность членов некоего “Реввоенсовета” ко взрыву памятника Николаю II в селе Тайнинском и минированию скульптурной композиции “Петр Великий” в Москве. Они подозреваются в совершении ряда других “громких” преступлений, в том числе нескольких убийств.

Таким образом, “коммунистические маргиналы” представляют прежде всего не политическую, но криминальную опасность и нуждаются в жестком контроле со стороны правоохранительных структур.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Мы рассмотрели основные аспекты кризиса коммунистического направления общественной мысли в конце ХХ века и пришли к печальному для данной сферы выводу о ее бесперспективности. Попытки “реанимировать” данное направление путем симбиоза с религией и тем более – с другими радикальными теориями общественного переустройства, включая националистические, вплоть до неофашистских, представляются сомнительными по эффективности и аморальными по сути. Более перспективным кажется путь превращения “красных” в “розовых”, т.е. в социал-демократов, но надо учесть, что эта ниша в развитых странах (Швеции, Германии...) давно и прочно занята соответствующими “старыми” партиями, еще в начале прошлого века отмежевавшимися от ортодоксального марксизма.

Шансы же зарождающейся российской социал-демократии (налицо как явный “дрейф” в эту сторону КПРФ, так и создание Социал-демократической партии “отцами перестройки” М.Горбачевым и А.Яковлевым) видятся благоприятными лишь в достаточно отдаленной исторической перспективе. Дело не только в “экзотичности” для нашей страны данной политической доктрины. В нынешнюю эпоху, когда внутренняя и отчасти внешняя политика в России почти полностью сводится к банальной коррупции и лоббизму, к борьбе за контроль над т.н. финансовыми потоками, а электоратом успешно манипулируют с помощью РR-технологий, любой новой партии очень тяжело получить реальное политическое влияние, оттеснив “политолигархов”.

В более общем аспекте “великий коммунистический идеал” – мечта о счастливом обществе, лишенном каких бы то ни было проблем и пороков, где все имеют равный доступ к любым духовным и материальным благам, – навсегда останется неким совершенным эталоном, к которому человечество обречено подсознательно стремиться. Но достичь его волей какой-то определенной общественно–политической группы (сколь угодно влиятельной и многочисленной) едва ли удастся, коль скоро всякая попытка “железной рукой загнать человечество к счастью” сводится к насилию. Эту проблему гораздо успешнее решает религия, отодвигающая реализацию данного идеала за предел земной жизни.

Марксизм-ленинизм же и его версия построения идеального общества, по нашему мнению, должны занять почетное место в воображаемом музее глобальных философско-политических соблазнов, которые, наподобие средневековых орудий пыток, хоть и “устарели”, но имеют огромную историческую и поучительную ценность.