Первый постсоветский президент
Сегодня могло бы исполниться 84 года первому постсоветскому Президенту России Борису Николаевичу Ельцину.
Мало кто его поминает добрым словом. Виновник всех тягот и лишений «лихих 90-х», предатель геополитических интересов страны (что бы это ни значило), к тому же очевидный алкоголик – словом, позор России.
Что ж, если бы вместо Ельцина к власти, сместив Горбачёва, пришёл какой-нибудь Лигачёв или Романов (влиятельные консервативные члены Политбюро) или удался бы путч Янаева-Павлова-Язова в 1991 году или Руцкого-Хасбулатова в 1993-м, сейчас бы все пели по-другому.
Такого, как Ельцин, вполне можно представить президентом какой-нибудь западной страны – может, и США. История Запада знает политиков-фриков, он бы вполне в этот ряд вписался.
Он мог бы чудить, подвергаться критике в СМИ, отбиваться от компромата и судебных исков, быть любимым персонажем юмористов, пародистов и карикатуристов — и проиграть, в конце концов, очередные выборы. Остался бы в истории не самым лучшим главой государства, но в общем безвредным и даже забавным. Да, выпивал, смешил публику дома и за границей, дурно вёл международные переговоры, развёл в своей администрации семейственность, обзавёлся приближёнными банкирами и бизнесменами. Но западной политической парадигмы не ломал: «буржуазную демократию» не отменял, «экспроприацию экспроприаторов» не объявлял, «великого кормчего», упаси Боже, из себя не строил, памятников себе любимому не возводил, репрессий не затеивал, ГУЛАГа не строил, кузькиной мамой в ООН не пугал. Да и кто бы ему позволил всё это в стране с вековыми демократическими традициями, реальным разделением властей и контролем общества над «слугами народа».
Вышел бы из Ельцина, короче говоря, кто-то вроде Берлускони, почему бы нет.
Но Ельцин стал президентом не условной Италии, а свежей постсоветской России, где вся эта западная парадигма только-только робко наклёвывалась. Вчера ещё — в историческом смысле «вчера», десяти лет не прошло, — была большая Северная Корея с «любимым руководителем». Ну а сегодня уже капитализм, и — о ужас! — без привычной сакрализации верховного лица. Свежо, непривычно и очень-очень хрупко.
Ельцин же вёл себя так — это удивительно для вчерашнего партфункционера, — словно демократия западного образца в России давным-давно устаканилась, и руководителю страны, хочешь не хочешь, нужно играть по её правилам. Как будто действительно здесь Италия (всё-таки, конечно, не Швеция, не Британия, не ФРГ). Он не трогал и развивал свежеприобретённые при Горбачёве, невероятные для России свободы: слова, вероисповедания, передвижения, частного предпринимательства; не препятствовал критике, не давил политических врагов.
Исключением были известные события осени 1993 года, но и тогда с Руцким-Хасбулатовым (руководителями, на минуточку, вооружённого антиправительственного мятежа) ничего особо плохого не случилось, вскоре все они вышли из тюрьмы по амнистии без какого-либо поражения в правах.
Считается, что на этом, вопреки воле самого Ельцина, настоял парламент; представьте, что в наше время Госдума на чём-то настаивает Путину вопреки. Как говорится, «в этом месте все смеются».
А вот Ельцину действительно приходилось, странно сказать, считаться с мнением и независимого парламента, и «четвёртой власти» — независимой прессы.
Во время выборов 1996 года он был вынужден отчаянно заигрывать с электоратом, чтобы его переизбрали, — да-да, оказывается, тогда имел значение Его Величество Простой Избиратель, и вот перед ним всем кандидатам в «слуги народа» надо было танцевать в прямом и переносном смысле этого слова.
Представители юного российского бизнеса (олигархи, проще говоря), не желавшие победы коммуниста Зюганова, неформально скинулись налом, чтобы оплатить Ельцину предвыборную кампанию сверх денежной квоты, положенной по закону. (Имел ещё значение какой-то там закон, ну надо же!) Неучтённые пачки купюр заносили в офис Администрации Президента на Старой площади в пресловутой коробке из-под ксерокса (на самом деле из-под принтера, но неважно). Это вскрылось (кажется, через Коржакова, обиженного, что какие-то выскочки его оттирают от верховного «тела»), в прессе поднялась мощная волна: нелегальное финансирование президентской кампании! «Ельцинисты» долго оправдывались, чудом и не без потерь выкрутились: Ельцин всё-таки со скрипом во втором туре победил Зюганова, но многие причастные к той победе слетели с должностей.
Такие вот наивные времена были в России всего-то двадцать лет назад — прямо Пиндостан какой-то с Гейропой, прости Господи.
Кстати, тогдашнее руководство, да и общество в целом было совершенно равнодушно к «пропаганде гомосексуализма». О геях и лесбиянках говорили в СМИ много и охотно, в большинстве случаев или нейтрально, или доброжелательно. Газета «МК» публиковала лирические фотоочерки с подписями типа «Они просто любят друг друга, ну и дай им Бог счастья», а на ежегодном своём празднике в Лужниках однажды устроила что-то вроде гей-парада; культовый в среде айтишников того времени журнал «Компьютерра» как-то избрал темой номера обзор сайтов для геев (Интернет пребывал во младенчестве, ресурсов, тем более русскоязычных, было мало, достойных внимания ещё меньше). Никакой «пощёчиной общественному вкусу» это не считалось. Где тогда был депутат Милонов и прочие «православные хоругвеносцы»?..
Вообще, со странным чувством обращаешься теперь к свидетельствам того времени — например, мемуарам того же Коржакова. Вот Борис Николаевич с женой Наиной Иосифовной обсуждают какую-нибудь статью, карикатурку (рисовали Ельцина порой так, что сошло бы и для «Шарли Эбдо»), выпад в телепередаче или выступление оппозиционного депутата в Госдуме. Борис хмурится, Наина утешает супруга, и наконец, приняв на грудь рюмочку-другую, президент звонит, допустим, Березовскому: типа, что ж такое, нельзя же так, пусть кто-нибудь из твоих журналюг (Березовский, если кто забыл или не знал, был крупнейшим медиамагнатом) даст достойный ответ в газете, карикатурку тоже нарисует, что ли…
Ну детский сад, правда? Неужто Ельцин всерьёз считал, что президентствует в достопочтенной западной стране? И страна тогда сама в это почти поверила, как ни странно.
Как писал Маяковский:
Другим странам – по сто.
История – пастью гроба.
А моя страна – подросток:
Твори, выдумывай, пробуй!
(Маяковскую «лесенку» не воспроизвожу ради экономии места; поэт всё равно её придумал ради умножения построчного гонорара, что бы потом ни говорил.)
Ну вот Ельцин и творил, выдумывал, пробовал — не столько даже сам, сколько позволял всё это делать другим.
Поэтому «лихие 90-е» многие вспоминают с ностальгией — как эйфорический период неограниченной личной свободы. Осознание, что всё отныне зависит лично от тебя, твоего ума, таланта и смекалки, воодушевляло, невзирая на все трудности.
«Всё вместе рождало сложное ощущение жары, нищеты, смрада и оптимизма» — так в одном романе Пелевина сказано о Неаполе; то же можно сказать о 90-х годах прошлого века в России.
Раз уж вспомнился главный русский писатель 90-х (как многие считают), я решил процитировать предисловие к его «Жизни насекомых», написанное критиком Курицыным, – вот что критик высказал в связи с тем, что Пелевина в 1996 году признали писателем года:
«…Очень приятно и показательно, что именно 1996 года. В этом году что-то очень важное щёлкнуло в нашем часовом механизме: настолько важное, что я бы решился пафосно назвать его годом рождения новой России. Решился и – нарекаю. Электорат проголосовал против коммунистов, призрак инфляции покинул просторы отчизны, «первоначальное накопление», похоже, подошло к концу, строгие финансово-административные дядьки показали, что страна вполне может существовать при отсутствующем президенте. Понятно, какие кошмары творятся далеко от сытой Москвы, но понятно и другое: значение слова «стабильность». Понятно, во всяком случае, что это значение есть».
Да, таким было настроение эпохи, подтверждаю.
С другой стороны, при том самом Ельцине началась война в Чечне, которую он сам потом назвал главной своей ошибкой на посту президента. Так что для кого-то время возможностей, для кого-то — невезучих молодых парней, уже вкусивших перестроечной свободы, которым строить бы свою жизнь и новую Россию, — кровавый ад.
При Ельцине раздухарились бандиты, быстренько оседлавшие новорожденный частный бизнес (к исходу 90-х бандитов всё-таки потеснили так называемые силовики, но только для того, чтобы занять те же хлебные места).
Ну и вообще, все тяготы и лишения переходного периода от социализма к капитализму пришлись на время Ельцина и оказались жёстко связаны с его именем: он тогда правил — он во всём и виноват.
Наконец, именно через Ельцина так называемый «кремлёвский» клан, или «семья», в преддверии выборов 2000 года и в противовес «московскому» клану Лужкова-Примакова продавил во власть мало кому тогда известного Путина. «Солдат власти» — так говорил о нём Березовский: дескать, он будет при нём командиром. Ага, два раза.
Яростная предвыборная борьба упомянутых кланов на рубеже столетий, в 1999-2000 годах, уже забыта «широкими массами», а зря: важнейший этап, точка бифуркации, определившая дальнейший путь России. Получилось то, что получилось.
Считаю, что Бориса Ельцина, либерала и фрика, домашнего тирана и алкоголика (всё было, всё описано), стоит всё-таки помянуть незлым тихим словом.