ЗАКАТ ЕВРОПЫ
19 августа 2002 года"Лав, лав, лав фор Михэйл Горбачев,
Лав, лав, лав фор зе бест..."
Никто уже не помнит имени той западноевропейской диско-дивы, что исполняла, где-то на излете 80-х, песню с таким вот смешным припевом. Да и не одна она такая была - и певица, и песня, - прославляющая восхитительные перемены в этой таинственной России. "Ви хочите гласность, ви хочите перестройка? Вы не хочите кока-коля, хочите перестройка? Вы хочите танцувать - танцуем перестройка. Да, да, да-да-да-да-да". Романтика.
Еще вывешивали по праздникам плакаты Ленина на серых административных зданьях - лицо с прищуром и так далее, этак в десять этажей, и в каждом зрачке могло уместиться по окну, - но уже появились у метро кооперативные палатки (о, палатки - это целая эпоха, и тогда было этой эпохи начало, розовый рассвет, сейчас - упадок, декаданс, вырождение), продавали разную пеструю, соблазнительную дрянь; уже можно было говорить недопустимые ранее вещи, и даже читать их в легальной прессе, а не в плохих ксерокопиях; и смотреть в видеосалонах бездуховность, разврат и насилие. Эпоха, иначе говоря, была интересная, романтическая, с надеждами. Это не говоря уж о том, что мы были моложе, дамы и господа. Скажем больше: мы были юны.
И как же мы не ценили ни юности своей, ни окружающей романтики, ни даже песенок этих, которые сейчас вызывают тонкую ностальгию, улыбку грустно-понимающую, тихий блеск в глазах! Чего мы хотели? свободы? А что это слово - свобода - значило для нас? Да, привлекательный термин, даже не вполне законный, какой-то импортный, какой-то даже - неведомо почему - антисоветский, обозначающий... что? изобилие в магазинах, открытые границы, что-то еще? Никто не мог сформулировать внятно. Хотели, словом, чего-то большего, чего-то лучшего.
А не будет ничего. Не будет юности, не будет романтики, не будут западные девушки петь про Горбачева, и девушек этих нету больше - растворились они, сгинули вместе с самой разновидностью поп-музыки, в которой худо-бедно работали, - "новая волна", "евробит" (короче говоря, размеренный, два удара в секунду, электронный ударник и трели синтезаторов), - вместе со всеми трогательными приметами времени, с "дутыми" сапогами-луноходами, вареными джинсами etc.
Это было неизбежно. Эпоха кончилась, юность кончилась 19 августа 1991 года. Я понял это - что все рухнуло и отошло в область снов и преданий - сразу же.
С утра увидел по телевизору страшное. В стране переворот. Вернулись коммунисты. Говорят, Горбачев болен?.. Ха! Я как-то сразу понял, что он убит - ну по крайней мере арестован, убьют потом... - черными этими коммунистическими заговорщиками, и стало быть, всему конец, всему едва проклюнувшемуся солнечному теплому миру, который и не в политических особенностях для меня выражался, а в атмосфере, эмоциях, ощущениях, песнях этих даже...
Лав, лав, лав фор Михэйл Горбачев,
Лав, лав, лав фор зе бест...
- шептал я про себя, глотая слезы. Грохнувшая как обухом по черепу катастрофа чрезвычайно совпала с тем надрывным состоянием, в котором я пребывал тогда, и, кабы мне не было так плохо, я, может быть, восхитился бы этой гармонией внешнего и внутреннего. В тот момент, когда кончалась (казалось мне тогда) моя жизнь, закономерно - ведь как она может сохраниться без меня? - кончается, закатывается моя эпоха, все что было в жизни светлого, приятного, многообещающего, и сама страна погружается во мрак... а какая была надежда, как мы верили, но финита ля комедиа. Горбачев, улыбчивый обаятельный словоблуд, "голова с заплаткою", который, однако, вот устроил же как-то так, что можно жить не боясь, можно даже его пародировать и ругать - и это делали все кому не лень, - можно слушать запрещенную раньше музыку, и смотреть запрещенные фильмы, и много чего еще делать приятного, - этот необычный, наконец-то в кои веки неопасный наш руководитель теперь лежит в каком-нибудь подвале, смешная "заплатка" прострелена, голова в крови. Весь пестрый, приоткрытый им для нас мир исчез, схлопнулся, сколлапсировал. Черные потусторонние упыри сидят на телеэкране, шевелятся, говорят смертоносную чушь. Доконали.
Потом, судя по новостям, танки сокрушали мой город, и что-то горело в темноте, и кто-то погиб в каком-то переходе - на Садовом, что ли, - целых три человека...
...Но все оказалось как-то несерьезно. Ложная тревога. Ура. Будь у меня мания величия, я бы решил, что это продукт именно моих страстных мысленных усилий. Чихнуть не успели, испугаться толком, новых упырей-правителей по именам запомнить - а все уже кончилось, и снова солнце повернуло на лето. Все пошло меняться в лучшую сторону, даже как-то неправдоподобно шибко, и вот запретили коммуняк, и отняли партийное имущество, и провозгласили капитализм, и я вышел из кукушкиного гнезда, и стал спать по ночам, и даже, промозглым ноябрем того же года, лишился девственности.
И вот что интересно. Внушившие такой ужас гекачеписты вдруг показались последними защитниками перед тем, что Пелевин недавно удачно назвал "серой страшноватостью". Желая сохранить мою эпоху, мои блаженные 80-е, мой мир от каких-то новых опасных бритых бодряков, - я стал, так сказать, коммунопатриотом.Это выражалось в том, что я покупал газету "День", пытался писать туда какие-то аллегорические рассказы про заговор мировой закулисы и так далее, - но моя врожденная инфантильность, слава богу, не позволила мне влезть в это как следует. Потом я поумнел... но это уже, что называется, совсем другая история.
В общем, великая и смешная эпоха перестройки и моей юности таки кончилась, хотя и не таким образом, как показалось 19 августа 91-го года. Коммуняки к власти не вернулись - эпоху убили другие. Началась новая, та самая " серая страшноватость". Еще пару лет ничего путного не было в магазинах - была какая-то смутная, почти потусторонняя, никак не отражающаяся на обыденной жизни возня с какими-то биржами, и возникли пирамиды, и полопались, и кому надо, заработали на этом начальный капитал, и наконец-то наступило то, о чем вроде бы невнятно и мечталось в конце 80-х, - нормальный капитализм. Или ненормальный.
И та темная история с путчем, и те ужасы, казавшиеся немыслимо-страшными, - все давно забыто, за новыми историями, потемней, и новыми ужасами, пострашней, - и уже в 93-м году, как-то в начале октября, работал ваш покорный слуга под звуки стрельбы и канонады, и даже не очень огорчался этому звуковому сопровождению.
Все прошло. Думали, что-то будет необычное? Не-а. Эпоха, которая была интересной, повторяю, кончилась. Мне уже никогда не будет восемнадцать лет, и песня про Горбачева никогда не станет поп-хитом. И Горбачев давно не президент, и никто ничего не начнет и не углубит, и процесс никуда не пошел. Свадебный генерал, стареющая кинозвезда, покрытая тональным кремом. И глаза усталые. И жену он недавно схоронил.
А казалось, никто никогда не умрет.
Вот теперь, кажись, переваливши через миллениум-линолеум, человечество и не знает, как жить и чем еще развлекаться. Все уже было, как у глубокого старца, который сетует подчас, что вот, забыла его смертушка-то. Ждем событий, ждем спецэффектов. И порой они случаются. То астероид вот-вот прилетит, аккурат к пятой годовщине премьеры (пресловутого и так далее) фильма "Армагеддон", то Всемирный потоп вот-вот начнется - с уютных стран Центральной Европы. И действительно начинается, и безумно жаль пражского слоника, который не захотел выходить из своей клетки и утонул. Но в то же время - грешны мы, люди, и я грешен, хочется еще спецэффектов, на небесном "Силикон Графике" нарисованных: что там дальше? что снесет, кого затопит? Посмотрим-посмотрим. А вот раньше... да что раньше...
Одиннадцать лет прошло.
Кто ж это пел? Какая-нибудь Патти Райан? Блонди? Джесси Кэйл? Лайан Росс? Боже мой...
"Лав, лав, лав фор Михэйл Горбачев,
Лав, лав, лав фор зе бест..."
www.rioline.narod.ru