Ассорти I На главную

Борис Акунин: один на льдине

Григорий Шалвович Чхартишвили, известный как Борис Акунин, — один из немногих литераторов, которому не нужно зарабатывать на хлеб насущный как-нибудь ещё, нежели писательством. А всё потому, что в конце 90-х он устроил в нашей стране маленькую революцию, изобретя (слегка перефразирую известное изречение Белинского о Пушкине) русскую беллетристику и приучив народ её читать.

Нет, конечно, жила русская беллетристика и без Григория Чхартишвили. Но в постперестроечное время жила она вяло, робко, на грани вымирания. В далёком советском прошлом остались рекорды Николая Шпанова (советский вариант Тома Клэнси) и Валентина Пикуля. Народ стал читать всё больше разнообразные разоблачиловки и диссидентщину, выбросив соцреализм (среди которого попадались и недурные образцы) на свалку истории.

После битвы поле боя принадлежит мародёрам, и они пошли в наступление. Постмодернисты прошлое разгромили, пустив по ветру культуришки конфетти. Владимир Сорокин стал пинать труп соцреализма, тем и прославился. Виктор Пелевин в меру своих сил проповедовал буддийские ценности, по ходу дела расправляясь с теми же советскими артефактами.

Бориса Акунина, естественно, тоже назвали постмодернистом. Для «творческого препарирования» им был избран труп русско-советской детективно-приключенческой литературы. Из этой органики, добавив немного вытяжек из литературы зарубежной (но отлично знакомой русскому читателю), писатель смастерил собственного Франкенштейна, вполне привлекательного и жизнеспособного.

Не зря сам Акунин однажды заметил, что Эраст Фандорин, главный герой его самого известного цикла романов, — не человек. Синтетический сыщик в синтетическом девятнадцатом веке. Легко видимые швы, узнаваемые фрагменты. А главное — чёткое осознание того, что это лишь игра, интеллектуальный эксперимент, «мы же понимаем, что это не всерьёз», плюс очевидная культура и образованность автора (историка, переводчика, япониста).

В итоге вышла «массовая литература, которую не стыдно читать культурным людям», или «интеллектуальная беллетристика».

Борис Акунин был, конечно, не первым, кто попробовал уже в новые «постмодернистские» времена воскресить в России жанр исторического детектива. Так, энергичный литератор советской закваски Валентин Лавров ещё в начале «лихих девяностых» затеял цикл «Железная хватка графа Соколова», а затем его продолжение — «Кровавая плаха» (в народе — «Кровавая плюха»). Это простецкий лубок — или, если угодно, комикс — про сверхмогучего жандарма, помеси Ильи Муромца и поручика Ржевского, который в сусальной идиллической России эффективно защищает православие, самодержавие и народность. Книготорговцы, разумеется, продвигают писателя Лаврова как «первооткрывателя русского исторического детектива, в котором позже прославился Борис Акунин». Бугага, как выражаются в Интернете.

Вообще книг «под Акунина и Фандорина», оказывается, вагон — есть, например, какая-то «сыщица Амалия» и ещё легион в типовых чёрно-белых обложках. Но это мало кому интересно. Тут уж, как говорится, кто первый встал, тому и тапки.

Цикл про Эраста Фандорина сделал Чхартишвили-Акунину то, что принято называть «именем в литературе». «Глубокие» — или мнящие себя таковыми — читатели увидели в книгах вышеупомянутый постмодернизм, пляски на костях старинной и не очень беллетристики, и наслаждались опознанными аллюзиями и реминисценциями.

Читатели попроще, как водится, довольствовались лихими поворотами действия, суперменистым главгероем, экзотическим временем и местом действия. На потребу и тем, и тем по акунинским книгам умело разбросаны рассуждения о вечных темах, включая и судьбу России.

Герои — шахматные фигуры. Каждое их действие строжайше детерминировано. Этот мир тотально искусствен, но именно поэтому он уютен и понятен. Перед нами кроссворд — или типичный голливудский триллер.

Каждая книга — эксперимент с жанрами: конспирологический детектив «Азазель» (молодой Фандорин разоблачает тайное общество), герметичный детектив «Левиафан» (действие происходит на корабле), ретрошпионский «Турецкий гамбит», политические детективы «Статский советник» (про борьбу с революционерами) и «Смерть Ахиллеса» (вольная версия смерти генерала Скобелева). Есть даже «диккенсианский» — «Любовник смерти» (действие которой так и зудит перебросить в «лихие 90-е»), декадентский — «Любовница смерти», великосветский — «Коронация», экзотический (действие в Японии, с участием ниндзя) — «Алмазная колесница», ну и так далее.

Чуть позже Акунин займётся более близкими к нам временами и, отказавшись даже от названий, напишет «Шпионский роман» (вольную версию начала Великой Отечественной войны), «Фантастику» (приключения экстрасенсов в годы перестройки, с участием КГБ) и «Детскую книгу» (путешествия малолетнего сына Николаса Фандорина во времени, ликбез для младшего и среднего возраста по истории средневековой России).

Но сначала, вскоре после успеха первых книг о Фандорине, Борис Акунин запустил проект «Провинциальный детектив», о сыщице-монахине Пелагии, действовавшей в уютной русской провинции конца XIX века. В ней, в отличие от других «нефандоринских» книг Акунина, нет никаких отсылок к Эрасту, хотя «перебросить мостик» было бы легко.

Первая книга, «Пелагия и Белый бульдог», ещё подходила под определение «провинциального детектива», с раздумчивыми рассуждениями, с неспешным повествованием и политической струёй. Один из героев, отец Митрофаний, митрополит Заволжской губернии, то и дело размышляет на тему, «как нам обустроить Россию», читателю на радость.

Вообще, чем дальше, тем больше в книгах Акунина мелькают злободневные аллюзии. Намёки на текущий политический момент, с одной стороны, интересны, а с другой — нарушают иллюзию правдоподобия. Конечно, Борису Акунину далеко в этом плане до Владимира Сорокина, который в одной из своих новелл в «Сахарном Кремле» свёл счёты со всеми основными «медийными лицами» нынешней России, дав им прозрачнейшие псевдонимы. Но и у Акунина, бывает, инъекция современности делается слишком прямолинейно, вроде газеты «Московский богомолец» в «Коронации» и «Любовнике смерти».

Вторая книга про монахиню с дедуктивными способностями, «Пелагия и чёрный монах», — это уже вполне традиционный кинотриллер. Остров, колоритные персонажи — и радиация! She’s radioactive!

Если уж по-настоящему экранизировать что-то из Акунина в Голливуде, то именно «Чёрного монаха». Один образ классического сумасшедшего учёного Лямпе, в круглых очочках и со сложными своими приборами, чего стоит. А образ идущего по воде призрака в капюшоне! А монастырский городок на острове среди озера! А психбольница с колоритными больными, всякими гениальными актёрами и художниками, на том же острове! А таинственная пещера с монахами и блистающим Космическим Шаром посредине!..

Последняя книга трилогии, «Пелагия и красный петух», вызвала, как говорится, неоднозначные эмоции. Возможно, ради этого и была написана. «Скверно скроенный евангельский самострок», как выразился один критик. Вольная фантазия на тему Иисуса Христа, который, по книге, перед самым распятием перебрасывается во времени и пространстве в Россию конца XIX века.

После этого проект «Пелагия» был завершён.

Запустил Акунин и проект про правнука Эраста Фандорина, Николаса, — уже в нашем времени.

Большинство поклонников Эраста Петровича он разочаровал. И верно: книги про XIX век читаются как увлекательное историческое приключение. Книги про «наше время» — в лучшем случае сценарий типичного криминального телесериала, несть им числа. Только «вылазки» в историю, без которых ни один акунинский роман не обходится, спасают дело.

Роман «Сокол и Ласточка» (из серии про Николаса Фандорина, но появляется он там лишь в начале и финале) вообще про пиратов — тех самых, романтических, трёхсотлетней давности. Ну и про сокровища, знамо дело.

В принципе это тюремный «роман», с ударением на первом слоге. Их сочиняют ради развлечения русские зэки — про экзотические страны, моря-океаны, роскошную жизнь. Чем омерзительнее реальность, тем цветистее фантазия. Об этом упоминает ещё Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Умение «тискать романы» весьма ценится в лагерях — это шанс выжить для интеллигентного арестанта. Мне, кстати, в армии тоже снились невыносимо волшебные сны на морскую тематику.

Если конкретней, то «Сокол и Ласточка» по духу и букве — наследник (позволю себе каламбур) «Наследника из Калькутты». Это, наверное, самый знаменитый русский лагерный «роман». Он был сочинён в ГУЛАГе интеллигентным молодым зэком Робертом Штильмарком для развлечения братвы и лагерной администрации. В СССР, вскоре после реабилитации автора, «Наследник из Калькутты» был выпущен Детгизом (Детским государственным издательством) — с предисловием, что Штильмарк написал его у таёжного костра для развлечения мужественных советских геологов, кого ещё-то.

Пожалуй, к остальным акунинским романам это сравнение — с тюремными «романами» — тоже подходит. Расхожая фраза: «вся наша жизнь — сплошная зона». Это не совсем так, но всё же нельзя сказать, что совсем не так.

Сам псевдоним «Акунин» — из японского языка. Термин одним словом на русский язык не переводится: сильная романтическая независимая личность, для которой закон не писан. Что-то в этом роде выражает русский уголовный термин «один на льдине».

Беллетристика под «брендом» Борис Акунин — пожалуй, лучшее из беллетристики, то есть «литературы без претензий», созданной в постсоветской России. Его невероятно уютно читать.

А ещё — как есть кофе (или кошачья еда) «классик» и «премиум», так есть творчество Бориса Акунина и Григория Чхартишвили. Под собственным именем литератор издал два сборника: «Кладбищенские истории» и «Писатель и самоубийство».

Это рассуждения о смерти, то в художественной, то в эссеистской форме, образованного человека, перевалившего за календарный полтинник. Рекомендую.

Любопытно, что к этой теме обратился автор уютных развлекательных произведений, главные герои которых, так сказать, технологически бессмертны, как персонажи сказок и мультиков. Ну кто может представить мёртвым Эраста Фандорина, невзирая на то, что произошло в романе «Чёрный город»?

Кроме того, Акунин написал несколько романов под «посторонними» псевдонимами: «Девятный Спас», «Герой иного времени» и «Беллона» — под именем Анатолия Брусникина, «Креативщик», «Там» и «Vremena goda» — под именем Анны Борисовой.

Самый глубокий из них — именно последний, с латинской транскрипцией (по сюжету, это название элитного дома престарелых, организованного во Франции для выходцев из России). Писатель снова обращается к теме старости и смерти, с особым вниманием к болезни Альцгеймера, от которой с возрастом никто не застрахован.

Фактически это предвестие первого «серьёзного» романа за авторством — через дефис — Акунина-Чхартишвили «Аристономия», который вышел в 2012 году.

Книга чётко делится на две части: эссе об идеальном человеке — аристономе (это как бы написал Чхартишвили) и роман о мятущемся интеллигенте в годы революции и гражданской войны, при этом роман вполне себе остросюжетный и приключенческий (это Акунин). Части перемешаны, главы эссе перемежают главы собственно романа.

Эссе по сюжету пишет постаревший и помудревший главгерой, Антон Клобуков, ну а его приключения-злоключения в молодости служат иллюстрацией: вот один персонаж «не дотянул» до идеального человека (аристонома), вот другой, но все стараются, и у каждого своя правда. Все персонажи, а в первую очередь Антон, постоянно попадают в ситуации, где нужно сделать нравственный выбор, и делают его с переменным успехом — то ближе к аристоному, то дальше.

К старости Антон, видимо, достигнет просветления и аристономом таки станет.

Можно провести аналогии с буддизмом — колесо сансары и окончательная нирвана как цель каждой личности. Хотя у Бориса Шалвовича Акунина-Чхартишвили всё проще: идеальный человек — «всего лишь» порядочный, сдержанный, доброжелательный, уверенный в себе, нашедший своё призвание и стремящийся к саморазвитию — словом, «гармонично развитая личность».

11 сентября выходит «Другой путь», первая книга в продолжение «Аристономии», возможно, будут и другие. Думаю, рано или поздно Антон Клобуков должен непременно пройти сталинские репрессии, Вторую мировую, дожить до ХХ съезда и, возможно, эмигрировать наконец в тихую свою Швейцарию. В Монтрё, к Набокову...

Поскольку Григорий Шалвович достаточно определился со своей политической позицией, определяемой в «патриотических кругах» как «белоленточный либераст», в его романах эти самые «круги» старательно выискивают русофобию — а кто ищет, тот всегда найдёт. Не так давно, скажем, писателя обвинили в русофобии за такую фразу из его книги фандоринского цикла «Весь мир — театр»: «Маса возражал, что русские таких тонкостей не заметят, они неспособны даже отличить удон от собы. Он, конечно, был прав».

Аж целый Следственный комитет занимался этой историей — но не нашёл в книге признаков экстремизма, слава богу.

Теперь немного — об экранизациях Акунина.

Похоже, в свете «обострения политической обстановки» экранизировать в России его больше не будут.

Последний фильм по его роману — «Шпион» — вышел три года назад. На мой вкус, он не слишком удачен. Вообще, первое, что приходит в голову гг. кинорежиссёрам, — то, что Акунин — постмодернист, а стало быть, и экранизировать его надо непременно с подковыркой и с гыгыканьем. Заодно и режиссёр проявит себя и докажет, что он на одной ноге с Тарантиной.

Именно такой была и первая киноэкранизация Акунина — «Турецкий гамбит» (2004). Оказалось, вполне себе увлекательной и сильной истории, что содержится в одноимённой книге, недостаточно. Да и не нужна она, история эта. Нужны подсолнухи, воздушные шары и компьютерные навороты. При этом сюжет можно и нужно упростить, чтобы не напрячь у зрителя даже самые рудиментарные извилины.

«Шпион» — родной брат «Турецкого гамбита» (в смысле, фильма).

Сама книжка «Шпионский роман» — добротная стилизация под советские детективы. Всего-то и надо было водить пальчиком по страничке и дословно всё воспроизводить — вышло бы отличное кино. Нужно было не рисовать на компьютере фантазийную Москву с Дворцом Советов и увеличенной в десять раз Библиотекой им. Ленина, а дотошно воспроизвести реальную Москву 1941 года. Это было бы не менее эффектно.

Но режиссёр, повторюсь, железно помнил, что Акунин — это несерьёзно, поэтому насовал в 1941 год телевизоров и видеокамер а также гигантские красные звёзды, как в американских фильмах на советскую тему. И Сталин будет встречать гитлеровского суперагента не в своём кабинете (как в книжке), а на крыше фантазийного Дворца Советов. В общем, привет Тарантино, привет ещё кому-то... Только книжка Акунина потерялась.

Кроме этих двух фильмов, «Гамбита» и «Шпиона», был снят добротный, но обезжиренный и телевизионный «Статский советник» (сколько же «вкусностей» из книги они не захотели или не смогли использовать!) с Меньшиковым и Михалковым и блёклый телесериал по первой книге фандоринского цикла «Азазель». Негусто.

Пожалуй, была и ещё одна экранизация, вышедшая прошлой зимой, — это «Батальонъ».

Несколько лет назад Борис Акунин в рамках своего проекта «Роман-кино» выпустил повесть «Батальон ангелов» — фактически готовый сценарий про женский батальон, сформированный по приказу Керенского летом 1917 года. Это лаконичная и сильная история. Когда я прочёл эту повесть, подумал: да, хорошо бы действительно сняли по ней фильм.

Потом прочёл: снимается «Батальон» практически с тем же сюжетом. Неужели по Акунину? Вроде нет. В титрах, так сказать, не значится. Жаль!

И вот наконец — сам фильм. Ну так я и думал!

В одном из интервью министр культуры Владимир Мединский сказал, что любит творчество Бориса Акунина, хотя и не разделяет, разумеется, его либеральных политических взглядов. Вполне представляю, как он прочёл «Батальон ангелов» и позвонил Бондарчуку-Угольникову-Месхиеву: хорошая вещь, хотелось бы такое кино! Только, знаете, надо обойтись без имени Акунина. Не те у него взгляды. Вот что: возьмите-ка его повесть как «рыбу» — и навертите что-нибудь на её основе. Но так, чтобы никто, включая Акунина, не заявил, что это плагиат.

Задача была выполнена: «Батальон ангелов» обкорнали, покрошили в винегрет, щедро добавили отсебятины и как следует перемешали — попробуй чего теперь докажи. Самое во всём этом скверное, что теперь по отличному «Батальону ангелов» Акунина уж точно в России ничего не снимут.

А так — вроде бы в Англии собираются снимать телесериал про Фандорина. Ну и Пауль Верхувен, когда-то один из лучших кинорежиссёров Голливуда, а теперь снова, как в пору своей молодости, деятель независимого европейского кинематографа, давным-давно приобрёл права на «Азазель», но снимать что-то не торопится. А ведь у Пауля бы могло здорово получиться: к примеру, его фильм «Чёрная книга» — абсолютно акунинская вещь по стилю и по духу.

В общем, с кино по Акунину пока непонятки — но, слава Богу, есть ясность по литературному его творчеству.

Главное, что его сейчас занимает, по собственному признанию, — работа над циклом «История российского государства». Уже вышло два тома, про Киевскую Русь доордынского периода и собственно про период татаро-монгольского ига; каждый том сопровождается книгой беллетристики, действие которой происходит в соответствующее время.

Как написал Григорий Шалвович в своём ЖЖ, буквально на днях он закончена работу над третьим томом «Истории…» — от Василия Тёмного до Петра Первого, скоро он выйдет в свет.

Настоятельно рекомендую. Останется ли в истории Фандорин — неизвестно, а вот Акунин-Чхартишвили как популяризатор российской истории — вполне.

Без Акунина-Чхартишвили российская литературная палитра и просто современная российская культура была бы куда скучнее. Собственно, лично я жду и читаю в обязательном порядке книги только двух современных российских авторов — Виктора Пелевина и Бориса Акунина. Остальные как-то «не цепляют».

Аффтар, пиши есчо.